– У вас такой вид, будто вы сами выскочили из фильма, – убежденно сказал я. – Урожая тысяча девятьсот двадцать восьмого года. И ваши носки плохо подобраны.
– Ну и что же? – Он энергично пожал плечами. – Вы пришли, чтобы критиковать меня?
– Я ищу одну актрису, – сказал я. – Она…
– Вы – продюсер? Продюсер, который нуждается в актрисе? – резко оборвал он меня. – Или хотите сделать несколько мерзких фотографий своим маленьким гадким аппаратом?..
Я схватил его за обе лодыжки, приподнял их над письменным столом и сразу выпустил. Его ноги ударили о пол с такой силой, что сигара выпала изо рта.
– Я – всего лишь жалкий частный детектив, который старается заработать себе на жизнь, – терпеливо сказал я. – И если вы не дадите мне наконец объяснить цель своего прихода, я вобью ваши зубы в глотку так далеко, что вам понадобится телескопическая щетка, чтобы их чистить!
– Вижу, что мы оба цивилизованные люди, – заявил он торжествующим тоном. – Вам нужна актриса?
– Да. Ирен Манделл. Я хочу найти ее.
Он пожал плечами.
– Я тоже хотел бы отыскать Ирен. В течение двух лет ни одного слова. Ни одного! Даже ни одной открыточки!
Я подумал, что торжественность его тона, видимо, – хроническая болезнь. У меня не было иного выхода, и я располагал лишь двумя тысячами долларов, так что, оценив ситуацию, я вкратце пересказал ему все, что знал о причине ее ухода со сцены.
– Так оно и было, – сказал он и мрачно кивнул. – Все вечера подряд она должна была слетать с катушек. В третьем акте она находилась на сцене с начала до конца. А начинала с таких тирад: «Боже мой, как мне плохо!» Она находилась в беспрестанной депрессии! Даже собаке такого не пожелаешь.
– Десять против ста, что вас это не беспокоило, а? – спросил я.
– Вы считаете, что я работаю ради удовольствия, да? – Его голос задрожал. – Но у Барни Миккерса есть сердце. «Ты сенсационна, – сказал я ей, – действительно сенсационна. Но восемь недель! Сделай перерыв, а потом я подберу тебе хорошенькую пьесу, которую можно будет играть каждый вечер». Но Ирен даже не захотела слушать милого Барни, а потом…
– Вы знаете, куда она поехала?
Миккерс решительно покачал головой.
– Я вам уже сказал. Ни одной почтовой открытки!
– И вы не пытались узнать, что же с ней случилось?
– У меня не хватает времени на разведение цветов, – энергично запротестовал он. – Здесь занимаются бизнесом, и мне трудно было бы зарабатывать себе на жизнь с этими несчастными десять на сто. Не говоря уже о том, что по меньшей мере восемь пьес в год не выдерживают больше трех дней. Я имею возможность прохлаждаться, по вашему мнению?
– Вот то, что можно назвать спорным вопросом, – ответил я. – Кто был близок с ней?
Он сообщил мне имена, которые уже фигурировали в моем списке, потом, немного поколебавшись, добавил:
– Ева Манделл – ее сестра.
– Кто еще? – настаивал я.
– Ее частная жизнь принадлежит ей, это не мое дело. Спросите других, может быть, они что-то знают.
– Полагаю, что все же заставлю проглотить ваши зубы – это доставит мне удовольствие, – угрожающе сказал я.
– Умоляю! – Он просительно протянул ко мне руки. – Никакого насилия! Они стоили мне двести долларов, и я еще не заплатил за них! Была одна девушка, которая помогала Ирен одеваться. Заодно служила у нее горничной. Почему бы вам не обратиться к ней?
– Как ее зовут?
– Дайте подумать… – Он постучал пальцами по лбу. – Женни… Женни Шау! Вот-вот, Женни Шау!
– А где я могу ее найти?
– Я не господь бог! В городе с восемью миллионами жителей – откуда мне знать?
Он стал качаться в кресле взад и вперед с видимым нетерпением.
– Вы уже отняли у меня кучу времени и теперь хотите окончательно погубить мой день только потому, что я когда-то был импресарио Ирен Манделл?
– Если вы не знаете, где она, то кто может это знать?
– Может быть, мать? Или я должен знать адрес ее матери? Что вы еще хотите от меня? Написать для вас сценарий?
Я встал и несколько секунд молча смотрел ему в глаза.
– Не надо. Судя по вашей болтовне, вряд ли вы вообще умеете сочинять.
Я отправился в «Блэк Ангус», чтобы позавтракать, потом вернулся в свою контору. Фрэн Джордан, моя очаровательная секретарша, рыжая, с зелеными глазами, ведущая за пределами конторы жизнь, в которой я практически не играю никакой роли, подняла на меня слегка заинтересованный взгляд.
– Как прошла беседа? – небрежным тоном спросила она.
– Ему понадобился гениальный сыщик.
– А где вы его найдете?
– Харлингфорду не удалось найти никого другого, кроме меня. Его судьба на моем попечении.
– С каких пор вы перешли на этот жаргон, врун этакий? – сердито спросила Фрэн.
– С тех пор, как побеседовал с неким Барни Миккерсом, – ответил я. – Моя дорогая, нам нужно найти Женни Шау, горничную.
– Где мне следует ее поискать? Под нашим письменным столом?
– Попробуйте в контрактах по найму, – предложил я. – Вы помните Ирен Манделл?
– Еще одна горничная?
– Ладно, начинайте с девушки Шау, – устало согласился я. – В этом агентстве, видимо, моего профиля недостаточно.
Фрэн медленно и глубоко вздохнула, что заставило сильно увеличиться переднюю часть ее корсажа.
– Я по-прежнему держу в этих краях рекорд по окружности груди, – довольным тоном произнесла она. – Не забывайте этого.
– Ничего опасного, – сказал я. – Что вы делаете сегодня вечером?
– Небольшое расследование, – заметила она развязным тоном. – С одним шахтером из провинции.
– Шестнадцати лет?
– Этот шахтер добывает уран прямо под своим домишком где-то в Канзасе, – сказала она. – Если он разделяет мои вкусы, я, возможно, куплю счетчик Гейгера и присоединюсь к нему.
Задумчивая улыбка все еще блуждала по ее губам, когда я прошел в свой кабинет. Усевшись за стол, я разложил на нем досье. Сведения были очень скудными: список из пяти имен, четыре адреса и фотография Ирен Манделл.
Первым в списке стояло имя Барни Миккерса, импресарио Ирен.
Вторым шел Джером Вильямс – ее режиссер.
Следующими, с указанием адресов, были ее лучшая подруга Джин Бертон и лучший друг – Роджер Лоувел. В конце списка, без адреса, фигурировало имя ее сестры, Евы Манделл.
Пять несчастных имен, четыре несчастных адреса и фотография. Это все, что в результате более чем пятинедельных поисков мог обнаружить опытный журналист. Значит, Харлингфорд что-то от меня скрыл, но если я позвоню и спрошу у него об этом, полагаю, он ответит, что это для моего же блага. «Лучше будет начать с нуля, Бойд. Вы приступите к расследованию без навязанных идей, которые могут вам помешать…» Следовательно, могу сэкономить один телефонный разговор.
Я стал внимательно рассматривать фотографию Ирен Манделл. Это был портрет размером 24 на 36, на глянцевой бумаге, сделанный профессионалом и ретушированный экспертом. Портрет явно висел в свое время в фойе театра. С лица убраны морщинки, а вместе с этим и все характерные детали. Только глаза с фальшивыми ресницами избежали ретуши, в них сохранилось выражение высокомерия. Чем больше я смотрел на них, тем больше они беспокоили меня. Для девицы, которая играла сумасшедшую, они были слишком естественными.
Я положил фотографию обратно в досье и снова прочитал список имен. Харлингфорд сделал из меня коммивояжера, обязанного посетить нескольких клиентов. Возможно, мне предстоит обзавестись щетками и швабрами для следующих клиентов. За Барни Миккерсом следует режиссер Джером Вильямс, ему, может быть, нужен подметальщик. В конце концов, кто-то ведь должен подметать театр после представлений, не так ли?