Богата птицей и зверем суровая Земля Франца-Иосифа. Поселившимся в многочисленных колониях советским промышленникам не приходится сидеть сложа руки. Ещё в 1933 году эта земля давала сто процентов добываемых в мире морских зайцев, девяносто процентов белых медведей и около шестидесяти пяти процентов моржей. Ледниковые горы хранят в себе крупные запасы бурых углей, хорошо горящих в каминах зимовщиков…
Здесь, в бухте Тихой, как и на Шпицбергене, в клубе посёлка собрались встречать новый год "беляйкинцы" и зимовщики.
После небольшого доклада начальника экспедиции выступил профессор Бахметьев. Он рассказал об освоении Арктики, о её природе и загадках. Он привёл целый ряд дерзких научных гипотез. И одна из них – гипотеза о возможности очищения полярного бассейна от льдов – прозвучала особенно жизненно.
– Проследите линию дрейфа великого Нансена, – говорил профессор. – Что преградило дорогу его "Фраму"? Какой гигантский барьер, помимо Гренландии, мешает продвижению льдов на запад? Мы смело можем предположить, что загадка этого торможения – земля. И она должна быть открыта нами…
– Мы взорвём её к чорту! – подал реплику Уткин.
Все невольно рассмеялись.
– Браво, Уткин, ты будешь её подрывать!
Скрывая улыбку, Бесфамильный позвонил, призывая к порядку не в меру развеселившихся остряков.
Прослушав интересный доклад профессора и утвердив текст приветственных телеграмм на Большую землю, все отправились в столовую. Здесь не было сдерживающего страсти звонка Бесфамильного, и смолкнувший было в начале ужина разговор стал опять оживлённым. Смелая мысль профессора Бахметьева, подтверждённая материалами гидролога Семёнова, взволновала всех.
– Экспериментальный полёт Иванова, – говорил Бесфамильный, склонившись к Беляйкину, – принёс нам неожиданно богатый материал. Вы помните, Юрий Давидович, результаты их промеров? Чем дальше на запад, тем мельче и мельче становилось море… Пока всё идёт, как по нотам, и кто знает, может быть, будущий год принесёт с собой окончательное подтверждение нашей теории, и мы разгадаем загадку ледового погреба…
Начальник экспедиции рассеянно слушал лётчика, наблюдая за своими подчинёнными. Все они были "в форме", как говорят спортсмены. Видимо, сказывались ежедневные прогулки на лыжах и здоровый санаторный режим, введённый врачом Гореловым. Многие бросили курить. Алкоголь был изгнан из употребления ещё в Архангельске.
– Какой прекрасный народ, – не скрывая восхищения, произнёс начальник экспедиции. – Кто может сомневаться в том, что с таким народом мы не выполним своих задач? Да, белое пятно доживает свои последние дни.
Движением локтя он пригласил к наблюдениям Бесфамильного. Они оба стали слушать разговор Иванова с Уткиным.
– Фантазёр ты, Жуткин, – корил Иванов. – Всё у тебя не как у людей. Слушаешь твои телеграммы и диву даёшься: где ты такое увидал? Всё такое пафосное, возвышенное – уши вянут.
– А как же ещё прикажете писать об Арктике? Ведь она не освоена, она таит в себе немало опасностей.
– Ну, уж не так она страшна, как ты её изображаешь. И ты сам это знаешь. Наш дрейф доказал…
– Нельзя же давать точную фотографию того же дрейфа, – перебил Уткин. – Раз люди в Арктике, значит они жизнью рискуют, значит они герои…
– Ну, ну, ты полегче насчёт героев, – охлаждал страсти журналиста Иванов. – Скоро таким героем будет всякий, имеющий в кармане билет пассажирской трансарктической линии.
– Тогда другое дело, – не унимался Уткин. – А сейчас мы пионеры, завоеватели Арктики, мы…
– Понёс! – безнадёжно махнул рукой Иванов.
Ему нравилось поддразнивать всегда легко идущего на эту удочку горячего Уткина.
Долго ещё беседовали зимовщики в этот вечер. Он ярким воспоминанием надолго остался в памяти у всех.
Спокойно и радостно переносили зимовку участники экспедиции Беляйкина. Размеренные, наполненные трудом, учёбой и разумным отдыхом проходили дни. Собственно это название здесь стало весьма условным – тянулась сплошная ночь, и "дни" приходилось с трудом устанавливать по часам и листкам отрывного календаря.
Если говорить откровенно, то "недоволен" зимовкой остался только один Уткин. Ему пока было абсолютно нечего сообщать своей редакции, и он чувствовал себя лодырем. Правда, первое время он надеялся на пургу. Но и она ничего не изменила в размеренной жизни зимовщиков. В конце концов, убедившись, что, сидя в тёплой, уютной комнате, не получишь новых впечатлений, которые можно было бы передать своей газете, он со всей присущей ему энергией переключился на изучение авиационных моторов. Егоров и Киш с восторгом приветствовали это решение: в лице Уткина они получали смышлёного и энергичного помощника. Он же работал с рвением, глубоко затаив решение умолить Бесфамильного взять его с собой на полюс. "Не откажется же он от лишнего механика", – мечтал журналист, десятый раз совершая этот полёт в своём воображении.
Полярная ночь подходила к концу.
ЕСТЬ БАЗА!
Зимовка подходила к концу. В воздухе чувствовалось приближение весны. Темнота понемногу рассеивалась, и порой казалось, что уже несколько суток подряд тянется неуверенное серенькое утро, напоминающее зимние предрассветные часы на Большой земле. Небо зябко куталось в тяжёлые снеговые тучи, и радостный солнечный свет всего на несколько минут в сутки пробивался через них. С каждым днём этих минут становилось больше.
В конце марта начальник экспедиции приказал приступить к сборке самолётов. Маленький коллектив экспедиции с радостью принялся за дело. Использовалась каждая светлая минутка. Скоро работа развернулась на полный ход, света не хватало, и площадка, где провели зиму самолёты, осветилась яркими лучами прожекторов.
О каждым днём становилось светлее, а в начале апреля установились ясные дни. Работа подходила к концу.
12 апреля Блинов сообщил, что его группа уже подготовила самолёты и он ждёт распоряжения о вылете. На следующий день доложил о своей готовности к полёту и Бесфамильный. Он закончил оборку своего "Г-2" и опробовал его в воздухе, сделав несколько кругов над бухтой.
Беляйкин торопил Иванова:
– Скорее кончайте со сборкой своих самолётов. Нам нужна база…
Иванов и сам отлично понимал, что нужно спешить. Для успеха дела следовало как можно раньше начать полёты, чтобы максимально использовать наиболее благоприятное время – весну и начало полярного лета. Но с моторами, как на грех, не ладилось. Риск в самом зародыше был изгнан из арсенала экспедиции, и мотористы, чувствуя ответственность за судьбу экспедиции, добивались безупречного состояния материальной части.
Наконец 14 апреля "З-1", а за ним и "П-6" поднялись в воздух. Затаив дыхание, люди следили за полётом красивых машин…
После кратковременного полёта Иванов, как всегда, совершил классическую посадку на лёд бухты, подрулил к берегу и выключил моторы. К машине подбежал руководивший осмотром инженер Уралов.
– Ну, как?
Иванов молча пожал руку инженеру, и беспокойные огоньки погасли в его глазах.
– Завтра лечу, – сказал лётчик.
Подоспевший Титов подтвердил решение командира звена.
До начала ответственного полёта оставались считанные часы. Начальнику экспедиции не пришлось тратить драгоценное время на инструктирование экипажа. Люди, проверенные на практической работе во время прошлогодних полётов, отлично знали свои обязанности. Да и зимовка не пропала даром. Не один день, когда над островом Гукера злобствовала пурга и ничто живое не решалось показать нос из своей норы, они провели над картой. На ней карандашными линиями был вычерчен почти равнобедренный треугольник. Его вершина упиралась в центр белого пятна северного полюса, а основание покоилось на Земле Франца-Иосифа и острове Западный Шпицберген. Где-то близко от центра этого треугольника была осторожно проколота острой иголкой циркуля и аккуратно обведена кружочком точка посадки самолётов в прошлом году. От неё шёл на запад ломаный карандашный штрих первого дрейфа.