Чувствуя себя все более нелепо, Шарлотта огляделась в поисках чего-нибудь, чем можно было бы укрыться. Она обнаружила только старую шаль, в которую и закуталась.
— Таким образом, ты удовлетворена, — вдруг сказал Тома.
— Что ты имеешь в виду?
Он стоял к ней спиной и поправлял перед зеркалом галстук. Он уже торопился, будто в большей степени принадлежит другому миру.
— Этой жизнью, — продолжал он холодно. — Удовлетворена ли ты этой жизнью?
— Но…
Он подошел к ней, и она подтянула под себя ноги из страха, что он может наступить на них своими туфлями. Он уверенно, по-хозяйски взял ее за плечи.
— Я вижу тебя три раза в неделю. Я должен покидать тебя в полночь, потому что ты боишься людской молвы. Я должен приходить, как вор, брать тебя за шиворот и принуждать тебя к любви.
Шаль соскользнула у нее с плеч и пуговицы куртки Тома больно давили на кожу.
— Это не совпадает с моими понятиями о жизни, — горько сказал Тома. — Я хочу жить с тобой вместе. Не терять тебя каждую ночь под каким-нибудь абсурдным предлогом. Я ни во что не ставлю твою работу. Приходи и живи со мной. Я дам тебе деньги. У нас будет жизнь такая, как надо.
— Это несерьезно. Ты знаешь, я не могу.
Она притворялась, что не принимает его предложение всерьез. Он знал заранее все, что она скажет по поводу своей репутации, своей матери, местных консьержек. На кончике языка у него вертелось «Давай поженимся».
Но он знал, что она выдвинет свой траур в качестве непреодолимого препятствия. Она была напугана браком, так как смотрела на него сквозь серый туман своих воспоминаний об Этьене. От брака, как образа жизни, у нее осталась лишь горечь, подобная той, какую иногда оставляет в памяти болезнь, излеченная горькими лекарствами.
— Возьми меня с собой в Жувизи в воскресенье, — неожиданно попросил он.
Она немного подалась назад.
— Пока нет. Подожди. Видишь ли, я должна подготовить мать… Еще слишком рано. Но скоро приедешь, обещаю.
Он терпеть не мог свои одинокие воскресенья, когда она уезжала в Жувизи, и ревновал ко всем, с кем она там проводила время, даже к ее дочери.
— Очень хорошо, — сказал он холодно.
— Ты уходишь? — спросила она, видя, что он двинулся к двери.
— Когда я тебя увижу? — вопрос вырвался у нее помимо ее воли.
— Не знаю. Думаю, в начале следующей недели. В понедельник или вторник…
Его тон был небрежен, безразличен.
— Еще не скоро, — грустно сказала она.
— Почему? У тебя же есть семья, не правда ли?
Шарлотта схватила его за руку.
— Ты не любишь меня, — сказала она печально.
— Разве? Правда?
— Останься со мной…
— Нет, дорогая. Ты не можешь говорить это всерьез. А как же консьержки, соседи?
Минуту он смотрел на нее, розовую и румяную в свете лампы, и горькая улыбка тронула его губы. Затем он пожелал ей спокойной ночи и вышел.
Шарлотта подождала, Пока не раздастся звук закрывающейся двери, потом прислушалась, как захрипела лестница под уверенными шагами Тома. Она стояла посередине комнаты и глядела на свой рабочий стол, который неожиданно перестал что-нибудь значить для нее.
Со времени смерти Этьена у Шарлотты вошло в привычку каждое воскресенье ездить в Жувизи, где жили ее мать, маленькая Элиза и Луиза, которая жила там с тех пор, как тоже овдовела. Несчастный Жан де Бойн умер меньше чем через неделю после заключения их фиктивного брака.
Луиза носила траур, выставляя напоказ свою утрату, и Шарлотта часто сомневалась, оплакивала ли она в действительности Жана де Бойн или Этьена. Шарлотта не могла без неловкости вспоминать о тех уловках, к которым ей пришлось прибегать, чтобы убедить мать в том, что Луиза увлеклась бедным и больным студентом.
Мадам Морель сначала очень горевала о том, что ей своевременно не сообщили о бракосочетании младшей дочери, но в конце концов она дала согласие на нетрадиционный брак, хотя он и разрушал ее понятия о благопристойности. Шарлотта отчаянно лгала, фантазировала, напирая на то, что болезненное состояние Жана не позволяло провести надлежащую церемонию. Мало того, еще пришлось проявить большую изворотливость, чтобы предотвратить приезд мадам Морель на свадьбу.
А для неудачливого Жана де Войн затея со свадьбой оказалась никуда не годной. Освящение брака состоялось в больнице, а гражданская церемония — в городской ратуше, где Фредерик выступал в качестве свидетеля со стороны своего друга. Фактически Луиза выходила замуж за тень, оставшуюся от человека. После свадьбы она постоянно дежурила у постели больного, приносила ему фрукты и вино, Но не прошло и шести дней, как неизлечимый рак унес Жана в могилу.
До самого конца он улыбался и говорил о весне, которую, он это знал, ему уже не суждено было увидеть. В глубине своей холодной души Луиза таила надежду, что Жан поправится, что официальный акт брака волей-неволей возвратит его в мир живых. Но однажды в сумерках вечера, сделав слабый вздох и судорожную попытку вздохнуть, Жан тихо скончался. Лежавший на соседней кровати больной даже не заметил этого. Жан заснул навеки; с рукой на сердце и красными капельками крови на губах. Тело сразу же увезли, и на следующий день печальную весть сообщили Луизе.
Мадам Морель осталась с двумя овдовевшими дочерьми, и тут Луиза наконец призналась, что готовится стать матерью. Сестры были вынуждены прибегнуть к небольшой хитрости, чтобы уменьшить срок беременности, которая якобы наступила после заключения брака. Эта ложь преследовала Луизу и мучила Шарлотту. Поставленная перед лицом двойной трагедии в жизни ее дочерей, мадам Морель держалась храбро. Она была здравомыслящей, хотя и несколько наивной, женщиной, видевшей жизнь других в таком же прямолинейном свете, как свою собственную, поэтому она энергично справлялась с неудачами. Возможно, она не испытывала также слишком сильного раздражения, обнаружив себя снова центральной фигурой в семье. Она думала, что Луиза с ребенком будет жить дома и составит ей компанию. Кроме того, она не строила больших планов ни в отношении бедного больного юноши, за которого Луиза вышла замуж, ни в отношении Этьена, о котором она всегда была не слишком высокого мнения.
В то воскресенье все три женщины рано позавтракали вместе с маленькой Элизой, которой было уже восемнадцать месяцев. Девочка рано научилась ходить и теперь могла ковылять по дому, исследуя новый для нее мир. Она всех очаровала своей живостью, невероятной энергией и огромной фантазией. Шарлотта ее обожала, постоянно брала на руки и ласкала.
Завтрак на веранде прошел довольно вяло. Кроме повседневных бытовых новостей, женщинам нечего было сказать друг другу. Луиза держалась замкнуто и, несмотря на связывающую сестер общую тайну, казалась Шарлотте совершенно чужим человеком.
Позавтракав, Шарлотта решила просто посидеть за столом и подышать воздухом. Она смотрела на Луизу в ее старомодном кринолине и находила ее похожей на огромный кочан капусты. Шарлотта с беспокойством думала о том, как Луизе удалось так сильно себя затянуть, чтобы уменьшить размеры живота. Она ничего не могла с собой поделать, и загадка души Луизы, ее постоянное притворство и скрытность, которые, возможно, кроме пустоты, ничего ни скрывали, мучили ее беспрестанно.
Неожиданно с дорожки донесся звук голосов и сквозь ветки деревьев показались две фигуры. Шарлотта резко выпрямилась в кресле. Ее сердце дико забилось. Это был Тома, он шел с мадам Морель! Как он сюда попал, в дом, в воскресенье? Она должна была догадаться о его планах. Что же теперь она скажет матери и Луизе?
Она сжала зубы и выдавила улыбку, когда ее мать и Тома вышли из-за угла. Затем она спустилась со ступенек, чтобы встретить их, все с той же неподвижной улыбкой на лице.
— Подойди сюда, моя дорогая, — позвала Тереза, — и посмотри, кто пришел навестить нас. Это дорогой месье Бек. Как приятно увидеть его.
Тома сделал официальный поклон, еле скрывая язвительный огонек в глазах. По мере своих сил он играл роль старого друга семьи.
— Только подумай, — продолжала Тереза, — месье Бек навещал своих друзей по соседству и неожиданно вспомнил, что наш дом стоит у самой реки. Нас очень легко найти. Все здесь нас знают…