Всю дорогу до улицы Бак она прошла пешком.
Послушница провела ее в белую гостиную, единственным украшением которой была статуя пресвятой богородицы. Стояла полная тишина. Вдруг Шарлотту охватил страх. Переполненная нахлынувшими воспоминаниями детства, она захотела убежать, но тут дверь отворилась и вошла монахиня.
Это была старая женщина, одетая в монашескую одежду доминиканского ордена, состоящую из белой мантии и черного покрывала, с изборожденным морщинами лицом, с глазами, в которых светился ум, и твердым, но добрым ртом.
— Я мадам Флоке, — сказала Шарлотта.
— Садитесь, мадам, — сказала сестра.
Они сели у окна с синим стеклом. Монахиня сложила руки внутри широких рукавов и скромно наклонила голову.
— Спасибо, что вы так быстро откликнулись на наше письмо, мадам. То, что я должна сказать вам, касается вашей сестры, Луизы Морель, которая живет у нас уже несколько недель. Пожалуйста, поверьте, мадам: я никогда бы не предала оказанное мне доверие и хранила тайну, если бы… ну, если бы я не чувствовала необходимости предупредить вас.
Она разжала руки.
— Ваша сестра пришла к нам, можно сказать, в состоянии полного изнеможения. Бедная, сломленная душа. Мы приняли ее и не задавали вопросов. Она просила о постриге. Ввиду ее крайне болезненного состояния я посоветовала ей подождать и отложить принятие решения. Мы стараемся, чтобы люди не ошибались в своем призвании. Что–то ее мучило, однако, она не хотела говорить об этом. Я с уважением отнеслась к ее стремлению сохранить тайну, пока однажды она сама не попросила разрешения поговорить со мной. Очень жаль, но она сказала, что не может настаивать на своем желании посвятить себя религии, так как проступок, в котором она была виновна, принес плод.
Шарлотта слушала, не понимая. Но еще до того, как произнесенные слова полностью проникли в ее затуманенный мозг, она уже почувствовала всю тяжесть горя.
— В конце концов, — продолжала монахиня, — ваша сестра в состоянии страха и отчаяния призналась, что ожидает ребенка. Больше я ничего не смогла из нее вытянуть. Она впала в состояние болезненного изнеможения. Однако она была вынуждена дать ваш адрес, в то же время заставив нас пообещать, что мы не будем сообщать вам о происшедшем. Я нарушила это обещание, так как чувствовала необходимость поставить в известность ее семью.
Шарлотта не отвечала. Она сидела с плотно сжатыми губами, пристально глядя в пол, и ее глаза внимательно рассматривали изъеденную червями доску, которая казалась уже остальных.
— Всевышний не велит нам осуждать наших ближних, — сказала монахиня. — Он велит нам прощать. Ваша сестра жила в грехе, но мы не чувствуем за собой права осуждать ее, ибо все мы грешны.
Шарлотта не двигалась, в то время как горькая истина, смешанная со стыдом и отчаянием медленно проникала в ее сознание.
— Я знаю, у вас были какие–то разногласия. Ваша сестра сказала мне, что вы поссорились. Но неужели вы покинете ее в таком отчаянном положении, мадам? Ведь не покинете, не правда ли? Я верю, вы будете первой, кто протянет ей руку.
Шарлотта взглянула на морщинистое лицо настоятельницы и на мгновение почувствовала дикое желание крикнуть, что отец ребенка ее собственный муж.
Она быстро встала: ее апатия и постоянная усталость последних недель сменилась вспышкой протеста.
Однако, повернувшись, она встретила взгляд монахини. Ее охватила жалость к старой женщине, как если бы та была ее матерью, и у нее не хватило храбрости разрушить устремления чистой души.
— Где Луиза? — тихо спросила она.
— Дитя мое, — сказала монахиня. — Она поднялась и положила руку на плечо Шарлотты. — Я знала, что вы воспримете это именно так. Да поможет вам Бог.
— Где Луиза? — снова спросила Шарлотта.
— Я расскажу ей. Она не знает, что вы здесь. Я должна подготовить ее. Теперь ей нужна ваша помощь.
Она сделала движение, будто собираясь сказать что–то еще, но передумала и вышла.
Шарлотта ждала, уставившись в цветное стекло окна. Она не хотела ни о чем думать: ей претила мысль о том, что Луиза носит в себе дитя Этьена и она, Шарлотта, собирается взять ее с собой домой. Но она заберет ее. Потом будет видно, что делать. Да, будет видно. Она не может решать все проблемы сразу, не то можно сойти с ума.
Она ждала долго, около часа. Наконец дверь отворилась и вошла Луиза в сопровождении настоятельницы.
Луиза была очень бледна. Покрасневшими от слез глазами она посмотрела на Шарлотту, которая, стоя очень прямо и напряженно, также пристально смотрела на нее.