Последующие дни Фабер большей частью спал. Людмилла варила для него куриный бульон, Мира часами просиживала на балконе с книгой в руке, но чаще она не читала, а смотрела невидящими глазами на гигантский город, раскинувшийся внизу.
В это время разлуки с Гораном суд Ниццы решил, что дипломат, возглавляющий австрийское консульство на авеню де Вердун, имеет право взять на себя опеку над Робином.
Телевизионный марафон продолжался, так же как и газетные баталии. А три человека в доме на Альзеггерштрассе следили за выпусками «Времени в объективе» с теми же самыми важнейшими сообщениями, и Горан в его больничной палате, и многие миллионы людей во многих странах…
— …австрийский консул немедленно потребовал, чтобы Робина привезли для тщательного обследования в госпиталь Пастер на авеню ла Вуа Ромэн. Буквально через час в Ниццу вылетел на самолете детский врач из Вены доктор Гельмут Везер…
Отлет и прибытие снимали репортеры ОРФ. В Ницце они снимали красоты города и выступление доктора Гельмута Везера, который под многочисленными объективами теле- и фотокамер в холле отеля «Меридиен», заявил, что не покинет Ниццу до тех пор, пока Робин не будет переведен в австрийскую клинику.
О Детском госпитале Св. Марии речь не шла вообще, потому что Карла Монтевиво и Эллен Зигрист поставили своим главным условием в обмен на согласие хоть на какое-то лечение, что мальчик никогда больше не попадет в эту больницу. Доктор Везер согласился с этим, так как, как он заявил журналистам, «речь идет единственно о спасении Робина, и не нужно, таким образом, создавать дополнительные трудности на пути возвращения ребенка».
26 августа «Время в объективе» транслировало очередной этап в развитии событий — пресс-конференцию в госпитале Пастера. На этой конференции руководитель клиники профессор Жан-Пьер Кемар сообщил, что состояние здоровья Робина является угрожающим для жизни. Он действительно страдает от опухоли Казаи в левой печеночной доле. Единственным шансом для него остается химиотерапия, которая заставит чрезвычайно разросшуюся опухоль сжаться в размерах, чтобы затем ее можно было прооперировать.
То же самое сказали пятью неделями раньше врачи Детского госпиталя Св. Марии.
Вечером того дня, когда ОРФ транслировала репортаж с той самой пресс-конференции, около двадцати одного часа на Альзеггерштрассе раздался звонок. Звонил профессор Альдерманн. Он разговаривал с Фабером:
— Мы с сожалением должны сообщить вам, что со вчерашнего дня у Горана началась пневмония. Мои коллеги и я делаем все возможное, чтобы держать болезнь под контролем. Мы можем только еще раз просить вас и дальше оказывать нам свое доверие.
— Мы доверяем вам, — еле слышно сказал Фабер.
— Я слышал от доктора Белла, что на этот раз фрау Мазин лечится от гриппа. Совершенно ясно, что вы не сможете видеть Горана до тех пор, пока вы оба совершенно не излечитесь, вам это понятно, не так ли?
— Мы понимаем это, господин профессор, — проговорил Фабер.
Когда он захотел положить трубку, руки его так сильно дрожали, что аппарат упал на ковер.
14
— Добрый вечер, уважаемые дамы и господа! В выпуске программы «Время в объективе» в девятнадцать часов тридцать минут вас приветствуют…
— …Карин Пфлуг…
— …и Герберт Вангер. Мы начнем с нового сообщения о судьбе маленького Робина Зигриста.
Карин Пфлуг: После диагноза врачей из госпиталя Пастера, о котором мы сообщали вчера, фрау Карла Монтевиво впервые признала, что маленький Робин смертельно болен…
За этим последовали кадры с мальчиком, лежащим на кровати в большой комнате отеля «Меридиен», и, уже из другой комнаты, кадры с доктором Везером, австрийским консулом, французским врачом, бывшим врачом Карлой Монтевиво, которая снова была эффектно одета и накрашена, и матерью Робина. Они в большом волнении что-то обсуждали.
Герберт Вангер: Фрау Зигрист, которая, как и раньше, находится под абсолютным влиянием фрау Монтевиво, заявила, что Робин должен провести по меньшей мере четыре недели в госпитале Пастера, однако для его лечения ни в коем случае не должна применятся химиотерапия. Робин, по ее словам, сильно ослаб и может не пережить химиотерапию.