— Great, just great![12] — в восторге простонал Сиодмэк.
— Как уже было упомянуто, ни одному из трех героев еще не исполнилось двадцати лет. Ни один не мог быть повешен. И ни один из них не был повешен. Но все трое закончили свою жизнь в тюрьме, двадцать лет тюрьмы. Гаврило Принцип умер быстро в одиночной камере, от туберкулеза костей и недоедания.
Снимки, снимки, снимки…
И снова Мира неустанно переводит своим мягким голосом:
— Вот это — друзья Кабриновича. Принцип был одиночкой, у него не было друзей. Здесь вы видите, как после убийства разрушают магазины сербских торговцев в Сараево, а их домашний скарб выбрасывают на улицу. Эти сербы были повешены австрийскими офицерами, они были связаны с заговорщиками. Много людей было повешено…
— Да, да, да, — сказал Сиодмэк. — Все прекрасно, все великолепно, все драматично, действие, действие, действие — но где же девушка?
Конович поинтересовался у Миры, что сказал Сиодмэк. Она объяснила. Он медлил с ответом, но потом ответил смущенно и одновременно разгневанно.
— Что он говорит? — спросил Сиодмэк.
— Он никогда не допустит, чтобы здесь снимался американский кич.
— Но, но, в чем дело? — Сиодмэк решил действовать мягко. — Нам дьявольски не повезло: есть хорошая история, где тайные агенты, генералы, убитый наследник престола, suspence and crime,[13] совершившие покушение — прошу прощения, я имел в виду, конечно, героев, но одни парни и кроме убитой Софи ни одной женщины! Нам нужна любовная пара!
Мира перевела. Конович выглядел недовольным.
— Он говорит, что должен быть создан фильм о национальном величии. Здесь не нужно никакой любви.
Сиодмэк заговорил очень серьезно:
— Всем людям нужна любовь. Они имеют на это право… Скажите ему, пожалуйста, Мира, об этом.
Она перевела. Хранитель музея заговорил.
— Что случилось?
— Он говорит, что у Принципа была любовь. Большая любовь.
— There you are, — проворчал Сиодмэк. — И что? Господин Конович боится, что большая любовь нанесет ущерб героическому образу господина Принципа?
— Мы не должны с ним так обращаться. То, что вы сейчас сказали, Роберт, я не буду переводить. Господин Конович покажет нам фотографию этой девушки.
— Почему он не сделал этого сразу? — ворчал Сиодмэк. — Fuck him![14]
— Роберт! — сказал Фабер.
— Что, малыш?
— Shut up![15]
В углу другого зала висели фотографии Принципа и очень красивой девушки с темными волосами и темными глазами. Фаберу она показалась похожей на Миру.
— Господин Конович говорит, — перевела Мира, — что эту девушку звали Елена Голанк. Сейчас ее зовут Елена Добрович, потому что она вышла замуж. Она родилась в Сараево в тысяча восемьсот девяносто втором году…
— Девяносто втором… — Сиодмэк быстро подсчитал. — Сейчас у нас пятьдесят третий. Итак, ей шестьдесят один год — совсем юное создание! Где она живет? Спросите господина Коновича, дарлинг! И пусть он не боится. Мы не причиним вреда его герою… — нет, не говорите этого! Только адрес, пожалуйста!
Мира спросила. Историк был смущен. Он долго молчал. Затем сбивчиво заговорил.
— Господин Конович сомневается: Елена очень замкнутая женщина. Уже несколько лет она не появляется в городе. Визит может оказаться неприятным.
— Для кого? — спросил Сиодмэк. — Для него? Для нее? Для нас?
— Он говорит, для вас и для нее. Почему вы не оставите Елену в покое? Она так много пережила. Зачем спрашивать ее теперь о Принципе и о ее любви к нему? За это время прошло две войны. Страдание за страданием. И для Елены тоже. Зачем нужно обязательно ее расспрашивать?
— Потому что нам нужна ее история, поэтому.
— Господин Конович говорит, что это трагическая история.
— Все настоящие любовные истории трагичны. Что с ним? — Сиодмэк посмотрел на Фабера. — Вы понимаете, почему этот son of a bitch[16] не хочет, чтобы мы поехали к этой девушке?
— Может быть, у него есть веские причины…
— Ах, послушай, черт возьми, какие веские причины! Теперь еще вы начинаете! — Мире Сиодмэк сказал: — В разговоре с Еленой мы будем вполне тактичны и осторожны, я это обещаю. Но ведь в тысячу раз лучше услышать об этой большой любви из ее уст, а не из его. Пожалуйста, адрес, сделайте одолжение…
Конович отвернулся. Фабер смотрел на него с любопытством. Что происходит в душе этого человека?