Они дошли до лифтов. Белл нажал на кнопку, через некоторое время открылся лифт. Они поднялись в главный холл, так как Фабер хотел купить цветы.
— Я очень счастлив с женой и детьми, — сказал Белл и после паузы тихо добавил: — А я только что проклинал свою профессию. Для себя я не могу представить жизни, более полной смысла.
4
Как только они вышли из лифта в холл, запищал пейджер, торчавший в нагрудном кармане рубашки Белла. Врач объяснил Фаберу: то, что в обиходе называют пищалкой, с помощью которой можно поддерживать радиосвязь, надлежит называть пейджером.
— Сейчас буду на месте! — Белл поспешил к телефонной кабине.
Фабер увидел в холле информационный стенд, окошки приема и выписки пациентов, почтовое отделение, банк, парикмахерскую, супермаркет, туристическое агентство, аптеку, ресторан, кафетерий, газетный киоск, книжный магазин и, разумеется, цветочный магазин. На стенах висели большие табло, которые давали информацию о множестве отделений, отделов, операционных залов, реанимационных отделений, лабораторий, лекционных залов и прочих подразделений, расположенных на этажах громадного здания.
Фабер не успел изучить и трети указателей, как раздался голос Белла:
— А вот и я!
Фабер обернулся:
— Это прямо марсианская клиника!
— Частично! Если мы посетим моего друга хирурга Меервальда, я вам все покажу. Вы хотели еще купить цветы.
У цветочного стенда Фабера с улыбкой встретила молодая миловидная женщина.
— Я хотел бы одну красную гвоздику, — сказал он.
— Только одну?
— Только одну. Не сердитесь, милая дама!
— Я вообще не умею сердиться, господин Фабер, — сказала цветочница. — Я дарю вам чудесную красную гвоздику, а вы даете мне автограф. Меня зовут Инга.
— Но я не Фабер, — автоматически сказал он.
— Fishing for compliments![24] Вы, конечно, Фабер! Роберт Фабер. Я читала ваши книги.
— А если я вам все же скажу, что я не…
— Перестаньте! — тихо сказал Белл. — Здесь это не имеет значения.
— О’кей, — сказал Фабер миловидной даме, — я просто болтал глупости.
— Ну, вот, — сказала цветочница и положила альбомчик для автографов на стойку.
Когда он расписался, Инга сказала:
— Спасибо, господин Фабер! — И протянула ему самую красивую красную гвоздику.
— Благодарю вас, милая Инга, — сказал он.
И оба засмеялись.
5
— Итак, — сказал молодой врач по фамилии Кальтофен, — мы детально обследовали фрау Мазин. Диагноз бесспорный — ТИА.
— Что это такое? — спросил Фабер.
— Сокращение — от «транзиторная ишемическая атака». Преходящее нарушение мозгового кровообращения. ТИА никогда нельзя сразу отличить от инсульта. И в случае с фрау Мазин это было невозможно. Мог быть и инфаркт. Возникла необходимость наблюдения и обследования в стационаре. ТИА может быть проявлением всего, что приводит к внезапному ухудшению мозгового кровообращения, — диабета, спазма сосудов, расширения вен на ногах. С помощью допплеровской сонографии мы исследовали сонную артерию, головные артерии. ТИА могут вызывать и душевные потрясения, нужда, лишения, страдания… Фрау Мазин ведь из Сараево?
— Да.
— Ну, там ТИА, должно быть, очень распространена — сказал молодой врач и испугался. — Простите, господин Джордан!
Они с Беллом стояли в коридоре женского терапевтического отделения на четырнадцатом этаже. Стены здесь были цвета морской волны. Белл сказал Фаберу, что в этом громадном здании каждый этаж выдержан в своем цвете. Отсюда были видны верхушки деревьев Венского леса, в которые погружалось красное раскаленное солнце. Его отблески падали на трех мужчин.
— Сейчас фрау Мазин делают вливание витаминов и физраствора. Естественно, она очень ослабла и должна быть защищена от любых волнений. — Кальтофен поднял руку, и тут же рука снова упала вниз. — Идиотская фраза! Ее внук тяжело болен, не так ли? А тут — защищать от волнений! Но ее нужно защищать, насколько это возможно, так как приступ может в любой момент повториться, и тогда… Но вы же приехали в Вену, чтобы помочь фрау Мазин, оградить ее, господин Джордан…
«О Натали! — подумал Фабер. — Я еле держусь на ногах. У меня все болит. Я — down and out.[25] And burn out too. Burn-out — с тех пор как я не могу больше писать. И теперь я должен пойти к Мире!»
— Да, — сказал он, — разумеется, я сделаю все, доктор Кальтофен.