— А теперь, пожалуйста, еще раз через детектор.
На этот раз звонка не последовало.
Он снова положил все на место, взял дорожную сумку, машинку и кейс и пошел к ряду стульев в помещении для ожидания. Хотелось наконец сесть. Прочь, прочь, только прочь! Он все еще задыхался. Человек, сидевший рядом, с любопытством наблюдал за ним. Фаберу казалось, что прошла целая вечность, когда, наконец, прозвучал гонг.
— Дамы и господа, Австрийские авиалинии, рейс триста восемьдесят семь в Каир через Ларнаку. Объявляется посадка. Пожалуйста, прекратите курить и предъявите ваши посадочные талоны. Мы желаем вам приятного полета! — Девушка повторила обращение на английском и французском языках.
Ожидающие встали. Возникла давка. Фабер продолжал сидеть. Он всегда старался войти в самолет одним из последних. И на этот раз вошел в «рукав», ведущий к самолету, когда зал опустел. В открытой бортовой двери Фабер увидел темноволосую стюардессу, которая приветливо встречала каждого гостя.
Он продолжал стоять. Издалека он услышал голос Натали, исчезающий, слабый:
— Это было бы слишком большой подлостью…
Мимо него прошли последние пассажиры. Он не двинулся.
«Слишком большая подлость, — думал он, — да, Натали. Я не должен был даже помышлять о том, чтобы улететь. Я должен остаться в Вене. Я не смею бросить в беде Миру. И Горана…»
Стюардесса озабоченно смотрела на него.
— Господин Фабер?
— Да.
«…а также Мартина Белла, Юдифь Ромер, и всех сестер, и санитаров, и других врачей…»
— Вам нехорошо, господин Фабер?
«…«желтых теть» и портье Ланера».
— Господин Фабер!
«…мою мать, моего отца и Милу…»
— Господин Фабер, ответьте!
«…Натали, Сюзанну, которая была со мной в подвале, священника Гонтарда, фройляйн Риман…»
— Господин Фабер! — Теперь рядом с стюардессой появился человек в форме. На Фабера смотрел командир экипажа.
— Я не лечу, — сказал Фабер.
«…Анну Вагнер и ее дочь Эви…»
— Что это значит? Ваш багаж в машине, господин Фабер!
«…ее дочь Ренату, и Виктора Матейку, и Бруно Крайски…»
— Я говорю, ваш багаж в машине! — кричал руководитель полета.
— Может прилететь обратным рейсом, — сказал Фабер. — Я оставлю адрес.
«…Виктора Франкля, Гельмута Квальтингера, Оскара Вернера…»
— Нет, нет, нет! — Командир теперь кричал. — Так дело не пойдет! Если вы не летите, ваш багаж должен быть выгружен!
«…Вилли Форета, Леопольда Фигля, Фридриха Хеера…»
Из кабины выглянул второй пилот с красным от гнева лицом.
— Господин Фабер! У нас на борту сто двадцать девять пассажиров. Они все должны выйти из машины. Весь багаж должен быть выгружен. Все пассажиры должны опознать свои чемоданы. Вы понимаете, что вы устраиваете? Все расписание нарушается. Мы теряем свое «окно», если не прилетаем в Каир по расписанию. Они не дадут нам посадки.
«…Жоржа из Ливерпуля, Сашу из Закавказья, Тини из Тускалузы, Марселя из Безансона.
Многие еще живы. Многие умерли. Я не могу их забыть, ни живущих, ни умерших…»
— Мне очень жаль, — сказал Фабер. — Но я не могу с вами лететь. Простите, пожалуйста. Это невозможно.
Он повернулся и медленно пошел обратно через переходной «рукав». Вслед ему кричали три голоса. Фабер не понимал, что они кричат. Он уходил все дальше.
«…И остается еще Зигфрид Монк, убийца, который продолжает жить».
Часть II
Глава первая
1
В кроне старой яблони виднелось множество маленьких зеленых шариков, которые блестели на солнце.
— Мира, посмотри, оно плодоносит, — сказал Фабер. — После стольких лет оно все еще плодоносит.
Мира сжала его руку. Они неподвижно замерли перед большим деревом. Было 11 часов утра в четверг 2 июня 1994 года, спустя две недели и один день после того, как в аэропорту Швечат Фабер понял, что не сможет бежать. Яблоня стояла в саду дома, в котором Фабер прожил долгие годы.
— Мира, скажи же что-нибудь! Дерево уже стояло здесь, когда я был маленьким мальчиком. Ему, должно быть, по меньшей мере, сто лет. Не молчи, Мира!
— Яблони могут жить очень долго. Сто пятьдесят лет и больше. И пока они живы, они плодоносят. Я хорошо знаю это, потому что жила в деревне, в отличие от тебя.
— Мира, ты чудесная. Ты смелая.