«Белл сказал, без изменений, — подумал он. — Даже немного лучше, если верить анализу крови. Если нам удастся продержаться с ним два-три дня, то он спасен на какое-то время. Но этого я Мире не скажу».
После разговора с дьяконом он чувствовал себя как пьяный. Уже тридцать четыре года, как он не напивался пьяным, но это выглядело именно так, подумал он, все качается, легко, самую малость нереально, весело и беззаботно.
«Мире лучше, — думал он. — Я не стану рассказывать ей, что хотел улететь. По крайней мере, не сейчас. Возможно, позднее. Туннель… Где туннель?»
Фабер все еще был глубоко потрясен тем необъяснимым фактом, что он — спустя столько лет — снова носил с собой диктофон и записал свой разговор с Ламбертом. Головокружение, которое он испытывал, было сильнее, чем обычно, и не отпускало, хотя он и принял два драже нитроглицерина. Однако в этот раз головокружение не пугало, он чувствовал себя при этом даже хорошо.
В узкой вазе на ночном столике Миры стояла свежая красная гвоздика. Фабер купил цветок у симпатичной Инги в вестибюле больницы.
— Я так тебя любила, Роберт, — сказала Мира. — Не пугайся! Никаких обвинений. Только воспоминание, ничего больше. — Она тихонько рассмеялась. — Если бы ты только видел себя! Успокойся же, пожалуйста! Мне это просто внезапно пришло в голову. В общем, почему это люди хотят, чтобы любовь длилась вечно?
Он молча смотрел на нее. Аэропорт. Дьякон. Диктофон, который спустя годы снова заработал.
«Слишком много, — подумал он. — Слишком много для одного раза».
— Люди хотят этого, потому что жизнь причиняет боль, — сказала Мира. — Любовь притупляет боль. Кому же понравится проснуться посредине операции? — Он молча смотрел на нее. — Это ты написал! — сказала она.
— Нет, — сказал он.
— Совершенно точно, ты. Ты что не помнишь, что написано в твоих книгах?
— Большую часть — наверняка, — сказал он. — Я уже старый человек.
— Прекрати, наконец, прикрываться этим! — сказала она. — В самом деле, Роберт! Кроме того, старый мужчина находится в более выигрышных условиях, чем старая женщина.
— Ты не…
— Не прерывай меня! Я хочу рассказать тебе одну историю. Я так сильно тебя любила — но стоило тебе уехать, как я тебя обманула. С Златко Дисдаревичем. У него была аптека прямо напротив отеля «Европа». Тип с усами, ты помнишь?
— Нет.
— Да ладно!
— Правда, не помню.
— Этот Златко волочился за мной. Об этом ты тоже не помнишь?
— Тоже не помню.
— Ты, верно, на самом деле старый человек. В общем, когда ты уехал, Златко заметил, как сильно я горюю, он сильно ругался на тебя, говорил, что предупреждал меня с самого начала, что ты уедешь и оставишь меня одну как последний подонок. При этом он понятия не имел, что я беременна. И спрашивал меня, почему я даже ни разу не посмотрела на него, на того, кто так любит меня. — Мира засмеялась. — Естественно, я сначала была очень сердита на тебя, потому что ты не давал о себе знать, и вот я переспала с этим аптекарем — я имею в виду, что более беременной мне тогда было не стать. Я приложила много усилий, чтобы сделать Златко очень счастливым…
— Из-за злости и разочарования во мне.
— Не поэтому, дуралей.
— Тогда почему?
— Ну, потому что я хотела покончить с собой, — сказала Мира развеселившись. — Это было идеальным решением вопроса, так я думала тогда. Ни внебрачного ребенка, ни позора, ни муки всеобщего порицания. Ребенок мертв, я мертва, все довольны — все смеются.
— Мира! — сказал он. — Мира, мой Бог…
«Я сказал «Бог», — потрясенно подумал он.
— Не волнуйся, моя попытка не удалась.
— Что значит не удалась?..
— Понимаешь, когда Златко влюбился в меня по уши — жениться на мне он не мог, он уже был тогда женат на этой длинной, худой, благочестивой… Ах да, ты же не можешь припомнить даже его самого — в общем, когда он в меня по уши влюбился, я рассказала ему всю правду и попросила дать мне яда.
— Яда?
— Такого, который действует быстро и безболезненно. У него было все, у этого Златко! Но нет, он не дал мне яд. Он был возмущен и оскорблен в своем тщеславии. — Я только разыграла перед ним любовь, спала с ним только для того, чтобы он дал мне яд, я стала самым большим разочарованием в его жизни, и так далее, и тому подобное. Больше он не перемолвился со мной ни единым словом, ни единым словом, можешь себе такое представить! Все усилия, которые я приложила, были напрасны. И вот я родила моего ребенка, мою Надю, и с того самого момента, как она родилась, я ее любила и все, что говорили люди, не волновало меня, совершенно не волновало! Я постоянно думаю об этой истории.