— Как чудесно! — доверчиво призналась девушка. — Мне доводилось слышать о таких источниках, но я и не думала, что сама приму подобную ванну.
Она потянулась за куском мыла и с довольной улыбкой начала намыливать руки и плечи.
Вулф закусил губу. Теперь он был значительно ближе к месту действия. Хотя Кимбра оставалась к нему спиной, он видел достаточно, чтобы ощутить возбуждение. Плечи у нее были нежные, округлые, спина под распластанными прядями волос узкая и женственная. Это зрелище заставило кровь сгуститься. Чтобы гнать ее по разгоряченному телу, сердце вынуждено было стучать чаще и тяжелее.
— Чтоб тебя! — пробормотал Вулф, глядя на то, как штаны вспучиваются в паху.
— Что? — спросила Кимбра через плечо.
— Да ничего!
Ему случалось видеть мужчин, ослепленных страстью к женщине настолько, что они готовы были набросить на свою возбужденную плоть уздечку и дать ее в руки избраннице, чтобы она вела, как домашнее животное, куда вздумается. Он меньше всего хотел оказаться в их числе, а потому стиснул зубы и приказал немедленно успокоиться той части своего тела, что не имела никаких зачатков здравого смысла. Это не помогло (не то чтобы когда-нибудь помогало), и тогда он начал думать о скучных вещах, вроде собраний старейшин племени, обсуждающих вопросы торговли, на которых ему волей-неволей приходилось бывать. Такое сильное средство не могло не подействовать, и своенравная часть тела мало-помалу присмирела.
Вулф избегал смотреть на Кимбру до тех пор, пока весь ритуал омовения не был закончен. Еще за ужином он прикидывал, стоит ли брать с собой кусок ткани, что служил полотенцем, — ведь он солгал Кимбре, что на судне нет и лишней нитки! Однако в конце концов решил прихватить ткань и теперь поздравил себя с этим решением. Кто его знает, вдруг Кимбре взбрело бы в голову ждать, пока она обсохнет, прежде чем надеть мантию.
— Ну вот, я готова. Выразить не могу, как я тебе благодарна, потому что…
— Рад слышать! — перебил Вулф.
Он и сам думал о том, что заслуживает награды. Пока Кимбра нежилась в теплой воде, викинг боролся с потребностями тела — и победил. Почему бы не вымыться, раз уж подвернулся такой шанс?
— Сядь, — сказал он девушке.
Раздраженный ее озадаченным взглядом, он начал раздеваться.
— Что?..
— Варвары тоже иногда моются.
Кимбра широко раскрыла глаза и (хотя в темноте нельзя было сказать с уверенностью) как будто покраснела. Так или иначе, она смутилась, и это наполнило Вулфа глубоким удовлетворением. Слишком уж она щеголяла своим непробиваемым спокойствием. Ей бы не помешало узнать, что такое возбуждение, безрассудство, желание. Но он не подаст и виду, что заметил это, и позволит ей вариться и собственном соку.
— Я лучше вернусь в лагерь…
— Сядь! — повторил Вулф резче и, к своему удивлению, добавил: — Ты не знаешь здешних мест. Еще заблудишься.
До чего он дошел! Объясняет, отчего да почему! Приказ есть приказ, его слушаются, а не вступают в пререкания. Раздраженный, как никогда прежде, Вулф сбросил одежду и пошел и воду.
Ноги у Кимбры подкосились, она осела и траву. Разумеется, она почти сразу отвела взгляд, но и доли секунды хватило, чтобы образ обнаженного викинга отпечатался в памяти навечно. Вулф был воплощением мощи, силы и мужской красоты. Таких, как он, ваяли римские скульпторы, чтобы увековечить мужественность. Он был плечист, но узок в бедрах. Весь состоял из крепких костей, могучих мышц и выносливых сухожилий. Он был прекрасен, но чувства, что переполняли сейчас Кимбру, были вызваны отнюдь не восхищением и радостью чистого созерцания.
Это было все то же сладостное, острое желание.
Вот незадача! И зачем она посмотрела на него?! Впрочем, она не виновата, это вышло нечаянно, а если совсем уж честно, воля не сумела помешать велению плоти. Плоть делала что хотела, вела себя возмутительно свободно, словно и не знала, что существуют границы дозволенного. Ее соски налились тяжестью, в каждой складочке тела вновь собралась влага, словно к нему и не прикасалось полотенце.
Это было неправильно, недопустимо и, должно быть, говорило о тайных пороках. Кем нужно быть, чтобы один вид голого мужчины будил желание? И ведь она видела его только со спины! А если бы он повернулся?
Кимбра была до такой степени шокирована ходом собственных мыслей, что испытала нелепое желание захихикать. И было с чего: все ее внутренние преграды, вся отлаженная линия мысленной обороны рушились с треском, а она… она была бессильна это предотвратить и, что всего ужаснее, не очень-то и хотела. Вместо ужаса и отвращения Кимбра наслаждалась своей готовностью очертя голову броситься в бездну, на краю которой балансировала.
Что там, внизу? Что она найдет, если решится упасть? Нет, она не решится, как бы это ни манило. Она просто не может, не смеет. Все это не более чем всплеск эмоций, а эмоции не доводят до добра. Они кружат голову, расцветают, губят — и гибнут под безжалостной пятой грубой действительности. Так устроен мир.
Напоминание подействовало отрезвляюще. Кимбра отвернулась. Ее взгляд скользнул по валунам в густом мху, по темнеющему лесу. Какой бы ни была эта земля, она сильно походила на родной Эссекс, разве что растительность была обильнее да между деревьями виднелось меньше берез и вовсе отсутствовали каштаны. Благодаря этому лес выглядел гуще, настоящая чащоба. Зловещая и в то же время сказочная. В ней непременно должны были водиться феи и прочий волшебный народ. Можно перебрать их всех: от эльфов до гоблинов — и забыть то, что происходит в двух шагах.
Но сосредоточиться на сказках не удавалось. Можно было отвести взгляд, но не затыкать же уши! Против воли Кимбра пила каждый всплеск и дополняла его мысленной картиной: вот Вулф тянется за мылом, вот намыливает плечи, грудь и… и все остальное.
Какое счастье, что ночь выдалась прохладной. Иначе в горностаевой мантии можно было бы схватить тепловой удар.
— Ну что, идем?
Кимбра не без опаски оглянулась. Вулф стоял перед ней полностью одетый, капли воды поблескивали в мокрых волосах. У него был суровый, откровенно неодобрительный вид. Неужели он что-то заметил? Кимбра решила, если последуют вопросы, все отрицать, но Вулф лишь протянул руку, предлагая ей встать. Она приняла ее с достоинством, которое чуть было не треснуло по швам, когда загорелые пальцы сомкнулись вокруг ее белой ладони. Пришлось напустить на себя вдвойне величественный, прямо-таки королевский вид.
Поднявшись, девушка сделала попытку высвободить руку. Чисто инстинктивно Вулф сжал пальцы, удивился и отпустил ее. Чтобы оставить последнее слово за собой, он небрежно заметил:
— Не беги слишком быстро, иначе мне не угнаться, а здешние леса кишат волками.
Кимбре очень хотелось отбрить в ответ: какая разница — волк, акула или викинг? Но она справилась с собой и промолчала, более того, шла размеренно, плечом к плечу с Вулфом, так что они вернулись в лагерь в кажущемся согласии.
Его люди уже спали, а если притворялись, то очень умело. Вулф улегся и похлопал по земле рядом с собой. Когда Кимбра не бросилась укладываться на предложенное место, он повернулся к ней спиной. А она все стояла в нерешительности. Усталая и сонная. Ее похититель с предельной ясностью выказал, как к ней относится. Что бы ни было у него на уме, он не изнывал от вожделения.
Наконец ноги протестующе загудели. Кимбра улеглась лицом к морю, угрюмая и недовольная. Она убеждала себя, что оскорблено только ее достоинство. Последним, что она видела, был темный силуэт драконьей морды на носу корабля.
Последовало еще два дня плавания, сначала на восток, навстречу солнцу, а потом на север. Побережье быстро менялось, холмы становились скалистее, теснились все ближе к берегу. Там, где они отступали, оставляя полосу низменной земли, обычно стоял домик фермера в окружении хозяйственных построек, за ним на всех отлогих участках склонов зеленели возделанные поля.