— Значит, я не имею права на собственное мнение даже тогда, когда оно разумнее, чем твое? Значит, мое дело подчиняться, и только? Выходит, я все-таки рабыня, как Брита и ей подобные? То, как с ними обращаются, отвратительно! Столько страданий, столько мук, которых можно без труда избежать, было бы желание! О, я отлично помню твои слова о том, что это суровая страна и что жизнь здесь сурова, но не вижу, чего ради делать ее еще суровее! Уж не потому ли, что всякое облегчение жизни ты расцениваешь как слабость?
Вулф несколько растерялся. Вопреки полученному предупреждению жена снова бросала ему вызов. Она не только не поняла, на какую уступку он шел ради нее, но и имела смелость повышать голос.
— Если человеческая жизнь так для тебя драгоценна, что ты готова на все ради ее облегчения, то пойми, что упорядочить ее — значит сберечь. — Он сильнее сжал пальцы и, чтобы подчеркнуть свои слова, дал Кимбре небольшую встряску, — Своеволие подрывает порядок, а значит, подлежит наказанию. Ослушайся меня еще раз, и ты будешь наказана.
Ее лицо обострилось. Вулф знал, что сумел напугать Кимбру, и отчасти сожалел об этом, но больше восхищался тем, как хорошо она скрывает свой страх.
— Как же ты поступишь, муж мой? — Кимбра произнесла это вызывающим тоном, но, если уж на то пошло, она выбыла воплощенным вызовом. — Прикажешь привязать меня к позорному столбу и отхлестать бичом?
Вулф живо представил себе эту картину, и его словно окатило ледяной водой. Он чуть было не крикнул, что никогда, ни за что не отдаст такого приказа, чуть было не привлек к себе Кимбру для утешений и ласковых слов, но в последний момент вспомнил, что мужчина не должен идти на поводу у женщины, если не хочет опуститься до ее слабостей. Он заставил себя улыбнуться и позволил рукам соскользнуть с плеч супруги медленным, ласкающим движением. Когда глаза ее ошеломленно раскрылись, улыбка его стала искренней.
— Это было бы эффектно, но излишне.
Одной рукой крепко держа ее за талию, другой он сильно сжал ягодицу. Кимбра вскрикнула. Вулф засмеялся.
— Видишь, есть и другие возможности. Я приложу наказующую длань туда, где это принесет наибольший эффект. С одной стороны, пару дней ты не сможешь сидеть, с другой — серьезно не пострадаешь. — Он не удержался и добавил: — Пострадает только твое тщеславие.
Глаза у Кимбры стали такими огромными, что Вулф испугался, что утонет в них.
— Ты не посмеешь!
— Уверена?
Теперь он едва заметно гладил Кимбру там, где только что причинил боль. Будь они наедине, он жалел бы ее дольше и по-разному, в меру полета фантазии. Вообще говоря, конюшня находилась совсем рядом, в это время дня в ней скорее всего не было ни души. Его своенравной, тщеславной жене не повредила бы возня в свежем сене.
Искушение было сильнейшее, но Вулф собрал волю в кулак и преодолел его, хотя и знал, что плотская близость неизменно смиряет нрав Кимбры. Однако она смиряла и его нрав, а вот это уже было ни к чему, если он хотел когда-нибудь укротить свою прекрасную англичанку.
Вулф ограничился шлепком по заду.
— Вернись к своим обязанностям, жена моя. Я и мои люди сегодня хорошо поработали и заслужили вкусный, а главное, обильный ужин. Присмотри за этим.
Если он правильно прочел ответный взгляд Кимбры, ему не следовало браться за ложку раньше, чем пищу отведает раб. Вулф проследил взглядом ее сердитый шаг, повернулся и прирос к месту: совсем рядом к стене привалился Дракон со скрещенными на груди руками и невыразимо ехидной ухмылкой на лице. Он развлекался вовсю.
— Ты проглядел свое призвание, брат, — заметил он, подходя. — Вместо набегов, хождений за моря и тому подобного прочего тебе бы надо обучать нас, невежд, правильному обращению с женским полом.
Вулф послал ему такой кислый взгляд, что человека послабее желудком замучила бы изжога.
— С тех пор как твоя нога в порядке, голова оставляет желать лучшего.
— Моя нога и в самом деле в порядке, — подтвердил Дракон, пропуская вторую часть фразы мимо ушей, и устроил маленький спектакль из того, как хорошо сгибается теперь его пострадавшая конечность. — А все благодаря твой кроткой и послушной… — он прыснул, — да-да, кроткой и послушной жене.
— Не смешно! — отрезал Вулф. — Кимбра подвергается опасности, но не хочет этого признавать.
— С чего ты взял? Она права, никто в Скирингешиле не посмеет глянуть на нее косо.
Вулф ответил не сразу, а лишь когда они оказались довольно далеко от ворот крепости.
— Здесь шатается немало пришлого народу. Не каждый присягал мне на верность.
— Но каждый знает, что ты не замедлишь расправиться с тем, кто не в меру дерзок. О чьей верности идет речь, брат?
— Не смей читать мои мысли! — предостерег Вулф.
— Их прочел бы и слепец, — заметил Дракон, не думая пугаться. — Ты изводишься сомнениями насчет верности своей прекрасной англичанки, и я никак не возьму в толк почему. На мой взгляд, она здесь прижилась.
— На твой взгляд! Даже если ты прав, со дня свадьбы прошел всего один месяц. За такой срок человека не узнать.
— Вот, значит, почему ты все никак не известишь Хоука…
— А что, тебе не терпится выйти на поле брани?
— Разве только словесной. Боя не будет. Хоук явится. Кимбра расскажет о том, как она счастлива в браке, а поскольку их родственные чувства на редкость сильны — уж этого ты не станешь отрицать, — он примет положение дел и заключит союз, о котором ты так долго мечтаешь. Проще простого!
— В самом деле, все просто, — сказал Вулф, источая сарказм. — Если только Кимбра правильно сыграет свою роль.
— А как еще она может ее сыграть? Ты в самом деле думаешь, что она нарушит данный Богу обет, предаст тебя и обречет брата на смерть? Разве у нее не все в порядке с головой?
Слушая брата, Вулф нашел собственные сомнения еще более нелепыми, чем они казались до сих пор, но ведь что-то мешало от них избавиться, поэтому день шел за днем, ночь за ночью, а он так и не известил Хоука…
К концу лета поля стали совсем золотыми от наливающегося зерна. Глядя на залитые солнцем просторы, трудно было поверить, что через несколько месяцев они побелеют от снега и закоченеют от мороза. Зима скует часть фьордов, а другие забьет ледяной крошкой, которой мешает спаяться в единое целое лишь вечно беснующийся прибой. Заревут шторма, заставляя суда держаться уютных гаваней, а людей — жарко пылающих очагов, у которых они попивают спиртное, слушают рассказы о былых приключениях и затевают новые.
Если медлить и дальше, думал Вулф, настанет время, когда одержимый яростью и жаждой мести Хоук не решится отправиться за сестрой. Вопрос о союзе придется отложить до следующего года, до той поры, когда моря снова станут преодолимы.
Надо сказать, Вулф был бы не против, ведь это позволило бы ему крепче привязать к себе Кимбру. Однако отсрочка имела обратную сторону: оставляла ее в тисках тревоги за брата на более долгий срок. Он не мог так поступить с ней.
— Мне нужно еще немного времени, — сказал он наконец, на случай если Дракону вздумается продолжать спор. — Я хочу, чтобы Кимбра повиновалась мне безоговорочно. Так и будет, поверь мне.
— Я бы на твоем месте не… — начал Дракон, но из добрых чувств к брату не договорил. — Хочу напомнить, что верность и повиновение — вещи по сути своей разные. Одно идет от души, другого добиваются принуждением. Сам решай, чего ты хочешь.
— Того и другого. И я это получу.
— Тогда какого дьявола ты не женился на кроткой, покорной норвежке?
— А такие есть? — вырвалось у Вулфа.
— Только в сагах. Вот почему я не признаю брачных уз. Только если мне встретится женщина по-настоящему кроткая, послушная и бессловесная, готовая мыть мне ноги и пить эту воду, я женюсь на ней в одночасье!
Перед мысленным взором Вулфа возникла картина, от которой он разразился гомерическим смехом. При этом настроение у него резко повысилось, хотя он сильно подозревал, что так и было задумано.
— Надеюсь, ты никогда не встретишь такую, а если встретишь, то умрешь с ней со скуки еще до того, как переваришь свадебное угощение!