— Он сильно бухой?
— Прилично. Но котелок пока соображает, поскольку он попросил позвонить тебе, а не Трэвису, — рассмеялся он. — Но я его не послушался и позвонил сначала его брату, который, кстати, предложил мне в качестве воспитательной меры закрыть его на сутки у себя в участке. Что скажешь?! Заберёшь его или будем воспитывать?!
Вздохнув, сел на стул.
Трэвис сейчас был занят с Джойс. Буквально утром разговаривал с ним, и он пожаловался, что она очень нервничает насчет предстоящего заседания суда, которое перенесли из-за его очередной выходки в камере. Он практически не отходит от своей девушки, оберегая её душевный покой. Им сейчас не до пьяных проделок его брата.
— Поздновато для перевоспитания, поверь мне. Я приеду за ним. С кем подрался на этот раз? — поинтересовался, отпив сока и смотря на Нанни, которая забавно танцевала около плиты.
— Говорит с каким-то итальянцем, — хохотнул Глен. — Я сам не видел, когда приехал, то его и след простыл. Судя по всему, тот несчастный в больницу поехал, — рассмеялся он. — А у нашего гонщика только пару царапин. Слушай, ему реально везёт, что никто заявлений не подаёт. Не понимаю, каким таким образом он выбирает себе грушу для битья, но пока ему удаётся остаться безнаказанным.
— Он сам себя наказывает, — заключил я, наблюдая как Нанни вынула из духовки дымящуюся лазанью.
— Согласен. Короче, он сейчас читает у меня в кабинете и ждёт твоего решения.
— Читает?! — рассмеялся я.
— Ага. У него с собой была какая-то книга, с которой он не расстаётся. Через сколько приедешь?
— Минут пятнадцать. Уже выезжаю.
— Давай, жду, — закончил он звонок, и я положил телефон на стол.
— Нанни, я сейчас не успею поесть, мне надо забрать нашего драчуна из участка.
Она повернулась ко мне, положив прихватку на кухонную столешницу.
— Бедный мальчик. Так красиво страдает, — задумчиво протянула она, сверкнув своими тёмно-карими глазами.
— Красиво страдает?! — нахмурился я.
— Да. Убивается, напивается, дерётся. И всё из-за любви к девушке, — пропела она, театрально приложив ладонь к груди. Я рассмеялся. — Ты же понимаешь, что пока она не вернётся, он будет из крайности в крайность прыгать?! Только она и сможет привести его в чувства, — улыбнулась мне, сев напротив.
Эта мудрая женщина значила для меня очень много. Нанни появилась в нашей семье, когда я только родился. Как она сама рассказывала, мои родители приехали со мной новорожденным из клиники и увидели её недалеко от нашего дома. Ей было негде жить, нечего есть и не на что жить. Её выгнали из другой семьи, в которой она проработала около пятнадцати лет за подозрение в воровстве. Она ничего не крала, но тем людям было всё равно. Кроме готовки и уборки она ничего не умела делать. А мои родители по какой-то неведомой мне причине поверили ей. Почему неведомой? А потому что они скорее первыми обвинили бы в краже любого человека, чем стали его защищать.
Но потом, позже я узнал от них, что они решили взять на работу темнокожую женщину, чтобы в обществе о них сложилось правильное впечатление, как толерантной и сострадательной семьи. Ничего нового. Никакого милосердия или сердечности, только бизнес и репутация, мать её.
Однако мы с Нанни от этого только выиграли в итоге. Она заменила мне мать. Научила меня всему, что я умею. Вложила в меня всю свою душу и безграничную любовь. Она учила меня быть с открытым сердцем и не держать камня за пазухой. Она показала мне, что чистая душа намного важнее набитого кошелька. Я её боготворил. Когда мне исполнилось восемнадцать родители подняли вопрос о её увольнении, но я запретил даже вслух это произносить и начал платить ей из своего кошелька на что они, разумеется, не возражали. Свои деньги у меня появились в семнадцать лет в качестве наследства от моей бабушки по маминой линии. В итоге это наследство по сей день помогало нам с Нанни не зависеть в бытовых вопросах от моих родителей. Еда, счета за дом, оплата разных взносов в нашем комплексе — всё оплачивал я сам. Также стабильно, раз в месяц, переводил определенную сумму на счёт Нанни. Хотя она отказывалась от этих денег, говоря, чтобы я просто покупал продукты в дом, а она будет мне готовить. Но я не слушал её, мне было спокойнее, что у неё всегда есть доступные средства. Мало ли что могло произойти, а она не будет голодать.
— Нанни, я люблю тебя, ты ведь знаешь это? — улыбнулся ей, встав из-за стола и подойдя к ней.
— Я тоже люблю тебя, сорванец, — приобняла меня.
Чмокнул её в висок и, взяв ключи от тачки, вышел из дома, направившись в полицию. Интересно, может мне тоже пора начать топить своё горе в алкоголе?! Начну бухать с Нэйтом, стану алкашом. Тогда я точно буду не нужен Кайле и её родителям.