- Дорогуша, - он сочувственно погладил меня по коленке, - вот сюда, - показав на файл, - надо всего-то листиков сто любовной линии, и всё будет отлично.
- Сто?
- Лучше сто пятьдесят.
Я закатила глаза.
- Это же не сложно, все девочки мечтают о принце, о белом платье, влюбляются, вспомни что-нибудь и напиши мне сто страничек. Пусть лётчик влюбится в стюардессу, или лучше – в медсестру, или в помощницу переводчика, или …
- Во второго пилота?
- Или во второго пилота… фу, Анастасия! – он деланно поморщился, отчего я прыснула в кулак.
- Я серьёзно, очень серьёзно, нам нужна любовь в этом произведении. Много любви.
- Да зачем? – словно я не знала ответа.
- Потому что это серия для женщин, и там должна быть любовь. И страсть.
- Страсть…
- Ну, дорогуша, всё так плохо? – снова утешающий жест по коленке, словно это ей нужно будет высасывать из пальца любовную историю лётчика и медсестры, которая старше его на пяток лет и озабочена здоровьем своего сына, а не лётчика.
- Всё отлично.
- Не похоже, Настя, рассказывай, кто у тебя сейчас?
- Никого, - как обычно. «Никого» – моё второе имя. И имя моих мужчин тоже, потенциальных и сегодняшних: «Никого».
- Но, дорогая моя, это возмутительно, с твоей-то внешностью… я готов!
- К чему это ты готов? – я перешла на «ты», вспомнив, что мой редактор ещё и мой приятель.
- Готов заставить тебя вспомнить потоки страсти, электрическое притяжение, магнетизм Вселенной, - он вытирал испарину на круглом блестящем лбу.
- Гаврюша, ты бредишь, - я старалась не смеяться в голос.
- Нет, я серьёзен, как никогда, Анастасия, я готов! – он протянул мне руку, я привстала, позволив себя прижать и даже подержаться за свою отскрабленную и наполированную до блеска попку…
- Ты гомосексуалист, - я поцеловала его в лоб, потому что… а куда ещё целовать гетеросексуальной девушке гомосексуалиста?
- Да, но я готов, чтобы нас накрыла волна стихии!
- Нас сейчас накроет волной смеха, Гавр.
- Ну, как хочешь, я пытался помочь, - он сделал вид, что обиделся.
- Ты помог, правда.
- Послушай, ты должна это написать, понимаешь? Меня подвесят, у меня тоже начальство. Иди, я тебя не дёргаю до апреля, пройдись по городу, скоро четырнадцатое февраля, впитай в себя энергетику любви, посмотри, как парят на крыльях влюблённые, и займись с кем-нибудь сексом. Обязательно!
Воодушевлённая речью, я шла по городу, ловя рукой снежинки, оставив машину на парковке, и пыталась впитать в себя ту самую энергетику.
В цветочном магазине всё пестрило красным, кругом были красные ленты, банты, сердца.
При входе стояли огромные корзины с плюшевыми сердцами. Эдакие сердечки с руками, что само по себе уже странно… но на них были вышиты глаза и рот. Люди брали эти сердца и спешили к кассам. Кто вообще придумал этот праздник, и как может плюшевое сердце, скорей напоминающее задницу, на что-то вдохновить? Или обрадовать? Или считаться романтичным? Плюшевая задница с глазами!
Раньше было все отрегулировано. Было двадцать третье февраля и восьмое марта. Девочки дарят мальчикам, потом мальчики дарят девочкам. Никаких обид и плюшевых задниц.
Четырнадцатое февраля – праздник разбитых подростковых мечтаний, когда кто-то не подарил кому-то кусок картона в виде сердца, или подарил, но не тому.
Четырнадцатое февраля – праздник плюшевой задницы с руками и торговцев всех мастей.
Четырнадцатое февраля – праздник посреди зимы. Почему не летом, в конце концов?
Чем больше я об этом думала, тем больше понимала абсурдность этого праздника и нелепость его атрибутов.
Неужели мужу высокой девушки будет приятно получить в подарок вот это плюшевое с руками? Или блондинка, что сосредоточенно смотрит каталог букетов, будет рада сердцу из плюша, а не бриллиантам? Какая-то нелепость, а не праздник.
Истратив минимальный запас благодушного настроения, я приехала домой. Покормив кота, я села перед мерцающим монитором и попыталась сосредоточиться… «Так… лётчик… высокий… глаза карие…. Пронзительные…. Смотрит внимательно…. Ага… дарит плюшев…»
Я быстро набрала номер телефона сестры, так же быстро посветила её в суть проблемы и решила отправиться в зону, свободную от красных бантов и плюшевых поп.
Когда-то наша бабушка жила в деревне, потом родители забрали её к нам, а деревня превратилась в посёлок недалеко от горнолыжного курорта. Наша семья, кроме сестры, редко пользовалась оставшимся там домом, а я так и вовсе не была там уже лет десять. Но, захватив с собой самые необходимые вещи – всего один чемодан и пару сумок, – я отправилась в тот самый посёлок, куда частенько приезжала в детстве, и где сейчас живут мои приятели, работающие, по большей части, инструкторами или спасателями. Настоящие мужские профессии, прекрасный белый снег и отсутствие красного плюшевого, должны были вдохновить меня на беллетристический подвиг.