Мы целовались, наши руки блуждали, изучая потаённые зоны. Казалось, что я сейчас испытаю мультиоргазм даже без прикосновений к самым чувствительным местам. Просто от его поцелуев сквозь платье и белье, от чуть прикушенной кожи с внутренней стороны бедра, от поцелуев на шее, по самой кромке волос, от лёгкого царапания между лопаток.
Всё это было, кроме самого важного. Кирилл не спешил раздеваться, и мои попытки снять с себя платье, чтобы получить, наконец, то, ради чего и затевался этот понарошечный праздник – всячески пресекал.
Он водил меня по краю высвобождения, я терялась, путалась, утопала в цветах и запахе роз, парфюма и его желания.
Я уже готова была умолять дать мне то, в чём я нуждалась, как услышала.
- Стася, Стася, нет…
Долгого взгляда было достаточно, чтобы понять, что «нет» - это «нет».
- Да как ты?..
- Тихо, тихо, успокойся, - он продолжал целовать, гладить, успокаивать, утихомиривать, пока боль от желания не стала спадать.
- Не надо, Стася.
- Ты же хочешь! - Я обхватила сквозь брюки тот орган, который, определённо, не был против, в отличие от его хозяина, и почувствовала интуитивные качки бёдрами.
- Хочу и не скрываю этого, - сквозь тяжёлое дыхание.
- Тогда?..
- Я не сплю с женщинами понарошку.
- Как это?
- Только на самом деле.
- По любви, что ли? – я сидела сверху, нагибаясь, проводя языком по соску, слушая его прерывистое дыхание.
- Хотя бы по влюблённости, черт, да, ниже детка, твою…
Ага, вот и вся теория о влюблённости летит в небытие, стоило моим губам пройтись вдоль ремня и рукам дёрнуть пряжку.
- Мы влюблены, - я расстегнула брюки и нырнула рукой, нащупав сквозь тонкий трикотаж белья, то к чему стремилась, почти взвизгнув от восторга от внушительных размеров, ловя рукой его движения.
- Нет, мы не влюблены, - я резко оказалась лицом к лицу с Кириллом, мои руки были прижаты к телу, а ноги захвачены его ногами, я была практически обездвижена.
- Не понарошку, Стася, всё будет, когда будет не понарошку.
Он, должно быть, шутит?
Его поцелуи успокаивали, в перерывах он дул холодным воздухом на те места, где только что целовал, собирал кончиком языка мои слезы обиды и что-то говорил про завтра и настоящий день… Пока я не успокоилась и не уснула… увы, с тянущей болью внизу живота, рядом с самым красивым мужчиной, которого когда-либо встречала, и который отказался заниматься со мной сексом тринадцатого февраля, когда мы понарошку отмечали день всех влюблённых.
«Бывает – проснешься, как птица, крылатой пружиной на взводе,и хочется жить и трудиться; но к завтраку это проходит» у меня прошло раньше завтрака, ещё раньше, чем я услышала: «Ай лав ю бейби», и даже раньше, чем проснулась.
Открыв глаза, я внимательно смотрела на уже убранный стол, на примятую подушку рядом с собой и на шапки красных роз в большой вазе – всё, что осталось от празднования дня всех влюблённых. Несмотря на то, что праздник задумывался как понарошку, «без обид и претензий», у меня были обиды и претензии, целый вагон претензий, с которыми меня оставили один на один. Выбравшись из-под одеяла, сняв, наконец, платье, в котором я так и спала, я изучающее смотрела на кусок картона в виде сердца и текст на нем.
«Милая Стася, это был чудесный праздник.
Когда захочешь повторить не понарошку – я к твоим услугам.
Кирилл.
P.S. Не бойся жить, не бойся принимать решения, даже если в конце всё, что тебе останется – это плюшевая попка с руками»
К открытке прилагалась визитка с ФИО моего понарошечного возлюбленного, его место работы, должность – что-то мудрёное и, кажется, связанное с компьютерами и телефоны. Контакты, в которых не было никакого смысла, ведь, как я всегда и говорила, четырнадцатое февраля – день разочарований и плюшевых задниц.
Отбросив открытку, отпивая горячий кофе, я смотрела в монитор, повторяя, как мантру: «Нам нужна любовная линия».
Итак: «Лётчик… высокий… Взгляд пронзительный… Смотрит внимательно…протягивает руку… давай потанцуем…ты действительно не умеешь танцевать… держит, стоя на одной ноге, когда вторая снимает туфли…»