- Какой ещё ритуал?
- Свадебный, - пожал плечами Леголас Семнадцатый и поморщился ещё раз.
- Эй, погоди, может, как-то моим мнением поинтересуешься? Мне рано выходить замуж, по вашим меркам я точно несовершеннолетняя!
- Ты та, с кем я связан нитями мироздания.
- Хватит, а!
- Я ничего не могу с этим поделать, - Сашке, конечно, только показалось, что Семнадцатый повысил голос, и даже какое-то раздражение в его словах.
Ничего себе. Он меня притащил, что-то лепечет про мироздание, нити – Ариадна, тоже мне, нашлась, – брачные ритуалы, может, ещё простынь вывесим по утру, а я виновата?!
- Мы не нуждаемся в подтверждении невинности девушки, которая вступает в брак, - проговорил Семнадцатый, - наши женщины всегда проходят ритуал не познавшими плотских радостей. И все это знают. Так происходит всегда, кроме… - Семнадцатый красноречиво посмотрел на Сашку, и ей отчего-то стало стыдно, не сильно, и она не поняла, за что именно, но стало.
- Ну, ладно, вернёмся к ритуалу, как это выглядит? Мне надо принести жертву? Или станцевать что-нибудь… или что?
- Просто соберётся вся семья, мы объявим, что ты та, с кем я связан нитями мироздания, и всё.
- Всё? – Сашка подозрительно посмотрела на Леголаса.
Как-то всё слишком просто.
- Мы не усложняем простые вещи. Мы уже связаны, осталось только объявить об этом.
- Может, тогда достаточно телеграммы? – ехидно. Отчего-то захотелось, если уж проходить брачный ритуал с этим аристократическим альвом, то обязательно в сказочно-красивом платье и с консумацией брака, если уж на то пошло. Но сказать этого Сашка, конечно, не могла.
- У тебя будет лучшее платье из всех возможных в семи измерениях, и всё остальное тоже, - Леголас Семнадцатый едва улыбнулся, а Сашке стало ещё более стыдно. И приятно.
В этот момент, как из воздуха, появились женские фигуры в светлых, разного оттенка белого, платьях. Они что-то сказали Семнадцатому, и он, подбадривающее улыбнувшись, испарился, словно его и не было на террасе. И вообще – никогда не было.
Женщины, в большинстве своём, были светловолосые, возможно, седые, независимо от возраста. Впрочем, в возрасте хотя бы лет сорока, Сашка никого не видела. Все были молоды, стройны, выше Сашки и со странными кистями рук – вытянутыми и длинными пальцами. Они аккуратно ходили вокруг, переговариваясь, кто-то довольно улыбался, а кто-то наоборот – хмурился и даже посмеивался над Сашкой.
Бабы даже у альвов бабы.
Наконец, самая старшая, на вид лет тридцати, показала рукой на широкие двери, которые тут же раскрылись перед Сашкой, она вошла, и сразу десятки рук принялись её раздевать, хоть Сашка и сопротивлялась, одевать, хотя Сашка и брыкалась, и пару раз кинула платьем в лицо невозмутимой старшей. В конце концов, она была намыта, её волосы расчесали столько раз, что Сашка всерьёз опасалась полысеть, на ней было, действительно, лучшее платье из всех возможных – той сотни-другой, что показывали ей, откидывая непонравившиеся фасоны или забракованные цвета. Сашка даже начала получать удовольствие от происходящего.
Немного Сашка жалела, что не захватила с собой косметику, а альвы, похоже, оной не пользовались. Пирсинг на брови и в носу она трогать не разрешила, и без того, несмотря на тонкие кружева, что закрывали её от затылка и до пяток, прикрытая морем органзы и вышивки, Сашка ощущала себя голой без привычного макияжа. А глядя на лица довольных женщин-альвов – экспонатом выставки достижения народного хозяйства.
Та, что была старшая, показала в сторону широких дверей, которые послушно открылись, и Сашка прошла за высокой фигурой альвы.
Часть четвёртая
Так они проходили двери за дверями, пока, наконец, не оказались в огромном зале, таком огромном, что Сашка не видела его окончания. Откуда-то сверху лился солнечный свет, а зеркальная гладь стен светилась изнутри равномерным светом разных оттенков. Пол же был кобальтового цвета, и Сашка была готова поклясться, что там, в полу, были звёзды.
Дисней бы удавился от восторга.
Но больше, чем размер зала, видимо, для торжественных случаев, Сашку поразило количество людей, вернее – альвов. При этом мужчин было явно больше, чем женщин. Те были одеты в белое и выделялись сразу.
Если бы Бондарчук снимал батальную сцену, ему бы хватило народу без всяких дублей, и осталось бы ещё раз на двадцать.
Сашка уже было начала волноваться, где тот, с кем она связана нитями мироздания, как Леголас Семнадцатый, собственной персоной, возник перед ней и подал руку, которая только мгновение была ледяной, а потом стала комфортной для Сашки температуры. Сашка задержала взгляд на альве и увидела женщину, похожую на неё, та стояла на фоне зелени трав, в лёгком струящемся платье, и мужчину, высокого альва, который подошёл к ней и взял за руку, а потом поцеловал в губы. Долгим поцелуем. Очень долгим. Таким, что Сашка остановилась и даже приоткрыла рот в удивлении, разглядывая то, как Леголас Семнадцатый целует женщину, отрывая свои губы, одаривая лёгкими мелкими поцелуями щёки и шею, а потом снова возвращаясь к губам, когда Сашка переводила дыхание. Она чувствовала уже знакомый аромат и вкус лесных трав, спелых яблок и карамели, и её голова приятно кружилась, и хотелось как можно больше этого вкуса, аромата и сладости поцелуев.