— Вот именно, — вскричал Пенс. — Значит, ее похитили! Ты это понимаешь? — Если бы ее похищали, она бы орала благим матом, — сказал Лариков. — Кто-то бы услышал. Знать бы, откуда ее похищали!
— Из квартиры, — хмуро сказал Пенс. — Сашка в любом случае дождалась бы кого-то из нас и только потом помчалась бы по вызову.
— А если ее попросили о помощи? Ладно, сейчас попробую опросить соседей.
Он встал. Пенс вызвался ему помочь.
— Нет уж, — критически осмотрев Пенса, буркнул Лариков. — Я сам. А ты жди возле телефона. Если ее похитили, должны выдвинуть требования… Стоп.
— Что?
Лариков остановился, мрачно глядя на телефон.
— Киднепперы так себя не ведут, — покачал он головой. — Вместо того, чтобы успокаивать нас, они бы уже давно сообщили, что намереваются отрезать Сашке ухо и прислать его нам…
— О, боже! — простонал Пенс. — Ты нарочно мне тут страсти рассказываешь?
— Наоборот, я тебя успокаиваю. Просто совсем непонятно, зачем киднепперам звонить мне, матери и сообщать, что Александра где-то на даче и слегка приболела? То есть по прошествии определенного времени ее скорее всего собираются вернуть.
— Без уха? — с ужасом спросил Пенс.
— Чего ты пристал к уху? — рассвирепел Ларчик. — Это я к примеру сказал про ухо. Просто так.
— Ничего себе «просто так»! — возмутился в свою очередь Пенс. — У меня и так по коже мурашки бегают!
Ларчик хотел возразить ему, что и он тоже не чужд подобных эмоций, но передумал. Махнув рукой, он вышел из квартиры, окрыленный слабенькой надеждой, что кто-то из соседей что-то слышал или еще лучше — видел, и, хотя крылышки этой самой надежды были совсем маленькие и недоразвитые, все-таки старался по мере сил верить в успех.
У Пенса надежд не было никаких. Он просто болтался по комнате, стискивая кулаки, и клял все на свете.
Поэтому, когда через некоторое время Ларчик вернулся и уселся на стуле, задумчиво разглядывая собственный ноготь, Пенс только посмотрел на него злым взглядом и пробормотал:
— Ну? Какие новости у гения сыска?
— А вот иронизировать не надо, — обиделся Лариков. — Потому что новости действительно есть, хотя и неутешительные.
— А я на утешительные и не рассчитывал, — горько вскричал Пенс.
— Сначала мне никто ничего сказать не мог, — начал Лариков, не отрывая взгляда от своего ногтя. — Все, как назло, спокойно дрыхли. Или смотрели телевизор. Только одна старая грымза, которой мы всю дорогу мешаем, как она утверждает, спокойно спать ночами, при виде меня разразилась гневной тирадой.
— Какой? — заинтересовался Пенс.
— Что мы за ночь три раза хлопали дверью с оглушительным звуком. Что первый раз хлопнули сразу после двенадцати ночи — она это заметила по часам. Потом так же оглушительно хлопнули в двенадцать ноль девять. Она выглянула в окно, чтобы выкрикнуть нам в спину всевозможные угрозы и проклятия, и увидела, как какой-то увалень с короткими ножками выносит из дома насмерть упившуюся Сашку. Он усадил нашу даму в машину, ни цвета, ни номера мегера не записала, поскольку в темноте не разглядела, что ее, кстати, ужасно разозлило, и они уехали.
— И все? — пробормотал Пенс.
— Согласись, это «и все» уже что-то. Значит, Сашку украли отсюда и чем-то опоили за пять минут. Вопрос, правда, у нас с тобой с повестки дня не снимается и звучит все так же, как и прежде…
Он задумался, спустя какое-то время поднял на Пенса глаза и вопросил его, явно спутав с Дельфийским оракулом:
— Кому и зачем понадобилась наша Александрина?
Я развлекала себя тем, что изучила прилегающие к комнате туалет и ванную, обнаружив, что мой похититель живет вполне сносно, поскольку и то, и другое были выложены зеркальной плиткой и отличались невероятными удобствами.
Потом, убедившись, что до определенного времени придется находиться в уюте и комфорте, что меня немного успокоило, я обратилась от материальных ценностей к духовным и обнаружила на книжной полочке приемник, который тут же настроила на более-менее приличную станцию, и начала рассматривать корешки книг.
Увы, тут наши вкусы с моим похитителем резко расходились. Он был явно помешан на любовных романах. Ему надо было похитить мою маменьку, вот она бы ловила тут кайф, это точно! Правда, пришлось бы бедолаге раскошелиться еще и на телевизор, а потом…
Потом всю жизнь терпеть мою маму, поскольку она заточилась бы тут вполне добровольно.
Твердо решив, как только он соблаговолит появиться, предложить ему обмен или потребовать полное собрание сочинений Франсуа Вийона, я взяла с полки один из романов Джоанны Линдсей с судьбоносным названием «Женщина-воин» и, посозерцав немного красавца на обложке, признала, что он совершенно не в моем вкусе, хотя и смахивает чем-то на Пенса. Наверное, длинной гривой нерасчесанных волос!