— Верность в великом и малом! — провозгласил Сайл.
— Быть, а не казаться! — ответил я.
Выпили. Помолчали.
— Признаться, — заговорил Железноступ, — алэфэш рассказали мне ещё кое о чём. И Лараг, у которого я хотел уточнить их рассказ, всё подтвердил. Скажи, Иан-па: как тебе вообще пришла в голову идея… переделки ритуала посвящения?
— Для меня эта идея вполне очевидна. Я чту силу традиций, но не меньше чту и силу… м-м… развития. И познания. Я не знаю, чем завершится ритуал посвящения в маги после моих — возможно, самонадеянных и неуместных — поправок. Но если моя версия послужит уменьшению числа магов смерти и тьмы, а тем самым повысит выживаемость адептов — я сочту, что само небо направило меня на эти земли.
— Не слишком ли, в самом деле, самонадеянно это — считать себя посланцем Высочайшего?
— Нет. Для меня очевидно, что всякое дело, полезное для людей, одобряют на небесах — как всякому злому и вредному, совершающемуся на земле, радуются в преисподней. Или я не прав?
— Я не богослов, не монах и не мистик, так что воздержусь от спора. Но что, если ритуал из-за изменений просто не сработает?
— Это просто. Я постараюсь придумать что-нибудь ещё. Ибо, как сказал мудрец, «чтобы восторжествовала неправда, достаточно, чтобы все добрые люди опустили руки», — я сделал короткую риторическую паузу, а затем добавил, изменив тон и темп речи. — Здесь есть ещё один тонкий момент. Когда проявляет изворотливость крестьянин, он уклоняется от налогов. Когда её проявляет купец, он обманывает людей ради сверхприбыли. Когда чиновник начинает гибко трактовать закон, торжествует несправедливость. В людях благородных сословий это и подавно отвратительно: дворяне предают, духовенство впадает в ересь. Но у магов всё иначе. Мы имеем дело не столько с людьми, сколько с законами естества и собственной натурой. Поэтому для нас повторение старых истин тоже немаловажно, спору нет. Вот только всего лишь копиисты в нашем сословии… не преуспевают. Что лишний раз доказывает судьба магии после падения Империи. Без умения взглянуть на мир по-новому, переосмыслить сущее, зайти с иного бока — магу не стать даже заклинателем, не говоря уж о достижении титула грандмастера. Точно так же самое точное выполнение воином приказов не научит его тонкостям командования.
В зале с камином снова воцарилась тишина.
Загрузил я бедолагу знатно. В одной недолгой речи — и про все классы населения (одних лишь ремесленников и не помянул), и про магов, и про особые качества, магам необходимые, и даже ввинтил близкое духу Железноступа сравнение с воинской службой. Причём всё — чуть ли не одним куском, так, что у бедного моего визави сложилось двойственное, как минимум, ощущение. С одной стороны, вроде о простом и простыми словами поведал. Облёк интуитивно понятное в «ризы нетленные слов». С другой же…
Здесь просто не знают такой вот подачи материала, почти клиповой, обманчиво рваной. Я уже успел оценить реакцию того же Губы на подобные пассажи. Запоминать-то он их запоминает и чуть ли не дословно — всё же почти Охотник, память тренированная — а с другой, понимает ох как не сразу. Я имею в виду — в полной мере понимает, мысленно несколько раз повторив то, что услышал и разложив это по полочкам в более привычной для местных пространной манере.
Кстати, таким вот образом, просто из-за более «быстрого» типа мышления, недолго славу гения снискать. Гений — это ведь кто? Человек, связывающий воедино вещи, которые сам ты отродясь вместе не рассматривал. Свободно оперирующий разнородными реалиями, необычными сравнениями, непривычными масштабами. Предлагающий небывалое. Вроде тех же изменений в ритуале посвящения, ага. Чего только не навертели вокруг традиции доморощенные умельцы! Тут тебе и размышления про то, что без риска нельзя обрести награду, что вручать посвящаемому силу можно лишь в том случае, если он готов к принятию ответственности (то есть наличие стихий смерти и тьмы в девятке — как испытание Кровавыми Мухами).
И ещё три большие кучи умных слов.
А потом является «грубый Корнеев», то есть этакий вот Иан-па, и видит, покопавшись в Архиве Охотников, что в Империи ни некромантия, ни магия тьмы запретными направлениями искусства отнюдь не являлись. Но после укрепления власти церкви люди переоценили результаты посвящения, а сам характер посвящения из-за своего консерватизма изменить «забыли». И потому вопрошает наивный чукотский юноша, устами коего глаголет истина: как же так? А окружающие только разводят руками. И если изменённый ритуал удастся — ославят меня гением, как пить дать!