Все молчали. Потому что теперь стал слышен звук. Звук был не тревожный, не частил, не нарастал, он был тихий, размеренный... мерещилось в нём что-то от реанимации.
Тикает, да. Тиканье теперь пробивалось через все другие звуки.
"Так бывает", - подумал Морозов. Вспомнилось, как ехал однажды в машине. Играла музыка. Хорошая музыка. Ехали, молчали, слушали, даже разговаривать не хотелось. Блюз такое дело - или не замечаешь блюз, или не замечаешь, что происходит вокруг. В тот раз играл именно такой блюз. И прозвучавший голос одного из пассажиров прямо разозлил. Он сказал: "Слышите, треугольник пошёл, а сейчас щётки, вот сейчас... слышите?" И всё. Музыка распалась на звуки. Звуки, треугольник и щётки. Так и сейчас. Пиканье назойливо добиралось через возмущённый ор Заведеева, что-то доказывающего своему зоотехнику, сквозь капающую где-то воду, сквозь гудение трансформатора в будке.
Морозову надоело ждать, он поднял ленту и нырнул под неё...
- Извините, - вернулся в разговор Игорь Витальевич, поворачиваясь, оскальзываясь и балансируя на краю ямы. - Да, так вот пришлось вывести всех с места раскопок и охрану выставить, чтобы никто не забрёл случайно за ограждение. Подожди, Александр! Подожди! Ограждение выставлено на расстоянии, с которого звук усиливается...
Звук усилился.
Морозов быстро спускался по лестнице вниз. Крикнул оттуда, уже стоя возле предмета:
- Точно, зачастил как будто...
И исчез. Вместе с предметом.
- Твою мать, - тихо сказал Георгий Иваныч, - и этот исчез... корабль.
- Корабль, говоришь... Да бог с ним, с кораблём... - тоже очень тихо проговорил Заведеев, глядя на то место, где только что стоял Морозов, и тут же заорал во всё горло водителю: - Паша, гони за спасателями, сами они только завтра приедут! Пусть с собой всё, что есть, берут. Что произошло, не понятно!..
- Что делать? - сказал и положил обе ладони на стол Заведеев.
В кабинете начальника спасательной партии было полно народа, кто-то уходил, кто-то приходил, кто-то вдруг принимался оглашать очередную идею. А Заведеев чувствовал себя виноватым и всё время задавал себе один и тот же вопрос. Куда мог перенестись Морозов? Во времени? Просто появится в другом месте? На другую планету?! Дикие мысли одна за другой мелькали в голове, не находя ответов. А вдруг всё-таки перемещение? Техники для определения объекта во времени, а тем более для переноса назад, просто не было. Экспериментальные установки не в счёт, они и крысу перенести живой обратно так и не могли. И что делать?..
По всей округе искали, авиацию подняли. Началась метель. Поиски почти прекратились. Заведеев ходил сам не свой, приехал на мамонтовую станцию через два дня и даже боялся спросить про Бегунка. Ещё зоотехник Данила Лисицын будто издевался, преспокойно и обстоятельно рассказывал о кормах, что надо отказаться от комбикорма из Мурманска...
- Да не тяни ты душу, что с Бегунком, говори, Данил?! - рявкнул, не выдержав, Заведеев.
- Так всё хорошо, Игорь Витальевич! - удивлённо выпалил тот. - Вот только хотел сказать, что хорошая идея была, поместить к нему Четырнадцатого. Бегунка мы позавчера на встречу вывели, тот никак не отреагировал, улёгся и лежит. А Четырнадцатый ваш шустряк оказался, первым делом протопал к кормушке Бегунка и давай жевать. Ну жуёт и жуёт, нам-то что. Потом Четырнадцатый давай кружить по загону, кружил, кружил, пободал забор, да и к Бегунку пришёл. Лёг рядом, спина к спине. Так и оставили их на ночь. Благо теплее стало, минус двадцать семь, метель началась. А на следующий день Бегунок к кормушке вслед за Четырнадцатым подошёл...
Заведеев слушал. Вдруг покачал головой, потёр ладонями лицо и разулыбался, будто оттаивало что внутри. И тут же нахмурился. Что делать-то, где искать?! О том, что пора прекратить поиски, не хотелось даже думать...
"Фонари погасли..."
Морозов лежал, накрыв голову контейнером. Слабость была такая, что даже глаза открывать неохота. "Будто асфальтоукладочный каток проехал... будто он по тебе проезжал, а-а... всё равно..." Глаза привыкали. Чёрное небо в букашках звёзд, и светлым - заснеженные поля, лес, кажется... Земля качалась и качалась. Морозов поднялся, сел. Упал и где-то внизу сухо стукнул контейнер. "Растяпа, по какому поводу имущество портишь..."
Голова кружилась.
Он, кажется, ехал. Медленно, покачиваясь. Стало не по себе. Ткнулся руками вперёд. Тёплое. Шерсть какая-то...
Но он ехал! Лошадь? Да какая лошадь?! Тут зверюга, прости господи, неохватная, тепло как от печки...
Под ним была широкая спина, поросшая густой свалявшейся шерстью. Зверь шёл, опустив голову, иногда встряхивал ею.
Морозов вдруг как-то очень тихо себе сказал, что сидит на мамонте. И вцепился в шерсть.
Зверь пошёл быстрее, погнал будто в галоп, как-то неумело и боком, словно эта туша не знала, как бегать.