После проповеди все склонились для молитвы. После нее Степан сообщил всем свои новые планы, сказав, что Господь исполнил желание его сердца, дав ему возможность отдать себя служению в винограднике Господнем. Эта весть была встречена всеобщим удивлением. О намерении инженера относительно Петра было уже некоторым известно. Узнав это, мать Степана не могла побороть в себе чувства зависти: ей казалось, что не Петру, а ее сыну следовало бы поступить в училище. Поэтому она с особенным удовольствием выслушала сообщение Степана.
— Мы тебе не будем препятствовать, Степанко, — сказала она, когда Степан смиренно попросил родительского согласия и благословения на свой новый путь. Отец в знак согласия молча подал ему руку. Все радовались удаче Петра и Степана.
— Но как же мы будем жить без тебя, Степанко! Кто будет нам указывать путь истины? — слышались голоса.
— До осени вы еще многому успеете у него научиться, — сказал Блашко. — Пути Божии всегда направлены к нашему благу.
Одна Марьюшка не сказала ни слова. Вечером молодые люди пошли к мельнице.
— Я знаю, Степан, что Бог тебя одарил богато, — начала Марьюшка дрожащим голосом. — Я так благодарна Господу, что Он зовет тебя в Свой виноградник. Мир так велик и так мало знаком с истиной Божией! Мы будем просить Господа, чтобы Он до избытка исполнил тебя Духом Своим.
Степан был несказанно рад услышать это. В Марьюшке он по-прежнему имел верного друга. Перед уходом Степана на военную службу Марьюшка также ободрила его добрым словом. Сейчас он даже не спрашивал ее, согласна ли она ждать его возвращения; она со своей стороны также не спросила его. Благодаря своей любви они полностью доверяли другу другу.
— Если когда-нибудь тревога обо мне закрадется в твое сердце, Марьюшка, — говорил ей Степан, — думай о том, что Иисус Христос уже давно жаждет ввести в Свой брачный чертог Свою Невесту; но сбудется это лишь тогда, когда Им будет найдена последняя заблудшая овца. Поэтому каждый должен всячески помогать Ему в этом деле и искать потерянных и рассеянных в пустыне овец.
После собрания все присутствующие обступили инженера и Петра. Урсини же тем временем собрал вокруг себя детей, раздавая им картинки. Марьюшке он посоветовал заняться детьми и учить их по воскресеньям духовным песням и стихам, знакомить с расска зами Священного Писания. Дети обещали ему прилежно учить заданное.
— Это хорошее дело, — одобрительно качая головой, заметил Хратский. — По крайне мере, дети не вырастут такими невеждами, как мы. Когда мы были детьми, мы понятия не имели о существовании двух путей — широкого и узкого. Марьюшка — мастерица петь и рассказывать, она отлично справится с этим делом.
— А я пришлю Марьюшке красивые картинки, — добавил инженер, — и она может раздавать их прилежным ученикам.
Дети были в восторге.
Хратский пригласил гостей к себе на обед. После обеда Урсини разучивал со всеми новый гимн.
— Теперь вы и одни сможете петь его, — сказал он, прощаясь со всеми.
Присутствующие проводили его до мельницы и на лесной опушке остановились. Позже, проходя мимо этого места, все вспоминали этот день. Им живо рисовалась врезавшаяся в память картина: Урсини стоял на скале, освещенный солнцем, и, казалось, вот-вот на его голову будет возложен венец, о котором говорил он сегодня. Скрестив руки на груди, он смотрел на окружавшие их величественные горы, чудные долины. Все провожавшие дружно запели только что разученную ими духовную песню, в которой говорилось, что для детей Божиих нет разлуки, что даже уходя из этого мира, они могут сказать своим близким: „До свидания".
Песня замолкла. Урсини еще раз на прощание пожал каждому руку. Долго смотрели и махали ему в след провожавшие, пока тот совсем не исчез из вида.
— До свидания! — громко закричал Петр.
— До свидания!.. — подхватило и многократно повторило раскатистое эхо.
Поздней осенью, когда желтые листья, словно ковер, устлали землю, изба Крачинских была достроена. Несколько лет назад старушка Крачинская не поверила бы. что остаток своей жизни она проведет в таком хорошеньком домике.
Но на этой земле не бывает полного счастья: часто Крачинская с грустью смотрела в тот угол, где стоял ткацкий станок. Ей было грустно без Петра. Она привыкла видеть его там за работой. Единственным ее утешением были письма Петра, любящие и полные детской преданности. При чтении их у старушки часто навертывались на глаза слезы, потому что она от всей души радовалась, что Петр обрел своего отца...