— Именно так.
— И бежать от чего-то…
Эти слова явно застигли его врасплох, и он плотнее закутался в плед, словно хотел отгородиться от моей, смутившей его, проницательности.
— Кто вы? — спросил он.
— А вы как думаете?
— Моя спасительница, — прошептал он с улыбкой.
— И все? А ну-ка, давайте проверим, наделены ли и вы даром фантазии.
— О, боюсь, что я освоил лишь алфавит, а с фантазией у меня плохо.
— Впрочем, разве это важно, кто мы на самом деле? Вот вы для меня — прекрасная живая статуя, которую я нашла на пляже, отогрела и сейчас одену во что-нибудь, дабы поскорее вернуть вашей жене.
Он нахмурился:
— Почему вы говорите о моей жене? Я не женат.
— Простите, недавно вы упомянули о своей…
— …семье. Я живу здесь с родными — родителями, дядями, кузенами.
До чего же я глупа! Я сболтнула, что он прекрасен, лишь потому, что считала его женатым, и теперь сгорала от стыда, как будто сама явилась перед ним неприлично обнаженной. Он внимательно разглядывал меня, склонив голову набок:
— А вы… разве ваш муж не здесь?
— Нет. Сейчас — нет.
Он явно ожидал более подробного ответа. Я же поспешила отойти к камину и начала ворошить горевшие поленья, пытаясь собраться с мыслями… Я понимала, что этот человек безумно нравится мне, и чувствовала, как меня охватывает смятение. Теперь я уже не хотела, чтобы он ушел, но в то же время никак не могла решиться сказать ему, что живу одна в доме. Вдруг он этим воспользуется… А собственно, чем этим? Соблазнит меня? Что ж, я не против. Обворует? Если вспомнить о его „костюме Адама“, то он скорее жертва воровства, нежели вор. Нападет на меня? Нет, не похоже, он не производил впечатления агрессивной личности.
Обернувшись к нему, я пошла напролом:
— Скажите, вы опасны?
— Смотря для кого… Для рыбы, для зайцев и фазанов — несомненно, поскольку занимаюсь и рыбной ловлей, и охотой. Но для всех остальных…
— Ненавижу охотников.
— Значит, вы ненавидите меня.
Он с улыбкой бросал мне вызов. Я снова уселась перед ним.
— Я заставлю вас изменить свое мнение…
— Мы знаем друг друга всего несколько минут, а вы уже намерены изменить меня?
— Мы совсем друг друга не знаем. — Запахнув поплотнее плед, он негромко продолжал: — Хочу ответить на ваш вопрос: нет, вам не стоит меня бояться. Я бесконечно благодарен вам за то, что вы вытащили меня из этой глупой переделки и храбро впустили к себе в дом. Но я не хотел бы злоупотреблять вашим гостеприимством… Возможно ли позвонить отсюда, чтобы за мной приехали?
— Конечно. Но не хотите ли сперва принять горячую ванну? Это вас согреет…
— Я не смел просить вас об этом.
Мы встали.
— И еще… если бы у вас нашлась какая-нибудь одежда…
— Одежда?
— Ну да, рубашка, брюки… Можете не сомневаться, я, разумеется, верну их вам постиранными и выглаженными.
— Видите ли… у меня здесь нет мужской одежды.
— А ваш супруг?
— Видите ли… у меня нет и супруга.
Воцарилось молчание. Он улыбнулся. Я тоже. Потом упала в кресло, бессильно, как тряпичная кукла.
— Очень сожалею, что у меня нет мужа, чтобы выручить вас, до сих пор мне никогда не приходило в голову, что от мужа может быть какая-то польза.
Он со смехом опять присел на диван:
— А ведь мужья бывают очень даже полезны.
— О, я заранее знаю, что мне не понравится то, что вы собираетесь сказать! Но все равно, говорите… Так какую же пользу мог бы принести мне муж? Не стесняйтесь, начинайте…
— Например, составлять вам компанию.
— Для этого у меня есть книги.
— Сопровождать вас на пляж.
— Я хожу туда с моим спаниелем Бобби.
— Открывать вам дверь и пропускать вперед, когда вы куда-нибудь входите.
— Я прекрасно справляюсь с дверями сама, и мне не нужен муж, который пропускает вперед других. Нет, этого мало; чем же еще он мог бы мне услужить?
— Ну, например, заключил бы вас в объятия и стал целовать в шею, в губы.
— Вот это уже лучше. А потом?
— А потом он отвел бы вас в спальню и сделал счастливой.
— Даже так?
— Он бы любил вас.
— И это ему удалось бы?
— Мне кажется, вас совсем нетрудно полюбить.
— Почему?
— Потому что вы очень милая.
И тут мы невольно, бессознательно придвинулись друг к другу.
— А разве так уж необходимо выйти замуж, чтобы испытать все это? Разве эту роль не может выполнить возлюбленный?
— Да… — почти неслышно прошептал он.
Внезапно его лицо окаменело. Он откинулся назад, туго стянул на плечах плед, вскочил с места, окинул тревожным взглядом стены, заставленные книгами, и произнес совсем другим голосом, твердо и раздельно: