Джил Мэри Ландис
Мечтательница
1
Новый Орлеан, 1816 год
День подходил к концу, и Селин Винтерс в толпе многочисленных покупателей переходила от прилавка к прилавку, тесными рядами вытянувшимся в кирпичном здании рынка. Здесь были и аристократы-креолы, и рабы, и простые, как она сама, горожане. Селин остановилась и слегка сжала в ладони помидор – из последних в этом году. Он показался ей слишком мягким, и девушка осторожно положила красный шарик на небольшую горку на прилавке.
– Сегодня ничего не купишь, Селин?
Давнишний знакомый, старик Марсель, беззубый продавец овощей, напоминающий Селин гнома, подмигнул девушке, заботливо оглаживая рукой помидоры, поправляя и без того аккуратную горку. Улыбаясь, он не сводил с покупательницы внимательных глаз.
– Не сегодня, Марсель. У меня уже есть все необходимое.
Она показала на корзинку, которую держала на согнутой в локте руке, и сама заглянула в нее, словно желая убедиться, что так и есть. Мешочек риса, французские бобы, сладкий картофель. Бутылочка пива для Персы и соленая рыбка для них обеих. На двоих более чем достаточно.
– А кочанчик капусты? – предпринял новую попытку Марсель.
Селин уже было отказалась, но вдруг передумала: капуста ведь может немного полежать.
– Да, – кивнула она, – пожалуй.
Пока Марсель ощупывал узловатыми грязными пальцами кочан за кочаном, выбирая лучший, Селин осматривала рынок. Терпкий запах кофе, долетевший до нее с одной из тележек, примостившихся у колонн, едва не соблазнил ее еще немного задержаться, однако пора было возвращаться домой и приниматься за приготовление ужина. Если она заставит Персу слишком долго ждать, ее опекунша начнет беспокоиться.
– Как сегодня себя чувствует старая гадалка? Нечасто я ее последнее время вижу, – поинтересовался Марсель, заворачивая кочан капусты в толстую бумагу и аккуратно укладывая его в корзинку Селин.
– Поясница беспокоит ее день ото дня сильнее. Она теперь редко выходит из дома.
Селин расплатилась с зеленщиком, вручив ему монетку, и Марсель вдруг неизвестно откуда извлек букетик фиалок.
– Маленький подарок, – сказал он, вкладывая цветы в ладонь девушке. Как и многие другие продавцы, Марсель нередко вручал бесплатный «пустячок сверху» своим любимым покупателям. – Скажи Персе, что Марсель передает привет, ладно?
– Merci, – улыбнулась девушка. – До завтра.
Неся в одной руке тяжелую корзинку, Селин со вздохом направилась через Старый Двор к кирпичному особнячку на сваях, неподалеку от улицы Рампар, единственному дому, который она знала с тех пор, как они с Персой приехали в Новый Орлеан четырнадцать лет назад.
Выйдя из длинного кирпичного здания рынка, она пошла вдоль улицы Леве по направлению к большой площади, которую все называли Оружейной. В воздухе пахло дождем и осенью, приближение которой никто, кроме местных жителей, ни за что бы пока не заметил. Селин сделала глубокий вдох и улыбнулась.
Независимо от времени года она любила каждый уголок Нового Орлеана. Ей доставляло истинное наслаждение ходить по одним и тем же улицам, где так легко смешивались рабы и свободные люди, высокомерные креолы, недавно прибывшие иммигранты и дерзкие до наглости американцы, хлынувшие в здешние места с тех пор, как начали образовываться штаты. Селин замедлила шаги, чтобы полюбоваться грацией и очарованием встретившейся ей светлокожей мулатки – ни для кого не было секретом, что это любовница одного из самых богатых джентльменов Нового Орлеана.
Родившаяся в Лондоне, Селин говорила по-английски, а теперь, конечно, и по-французски, как большинство креолов. Она обожала представлять себе Новый Орлеан сироткой, которому улыбнулась удача, совсем как ей самой, потому что этот город горячо любили его многочисленные испанские, французские и американские опекуны, также как ее любила и баловала старая гадалка цыганка Перса.
На углу Шартре и Сент-Энн, ожидая, пока мимо прогромыхает телега, девушка окинула взором собор святого Людовика. В воздухе все еще чувствовался аромат ладана, клубящийся после недавно закончившейся дневной службы. На грязные улицы легли длинные тени. Стараясь не сойти с пешеходной дорожки и не попасть в липкое болото, разлившееся по проезжей части, Селин прошла под балконом с чугунной решеткой, нависающим над узким деревянным настилом. За поржавевшей оградой сада послышался всплеск воды в фонтане, устроенном прямо во дворе.
Мимо пронеслась повозка, причем возница гнал лошадей куда быстрее, чем допускали городские законы. Как обычно замечтавшись, погруженная в окружающие ее звуки и краски, Селин едва узнала торопливо идущего по противоположной стороне улицы Жана Перо, одного из самых юных и наиболее часто посещающих Персу клиентов. Молодому человеку исполнилось девятнадцать, он был всего на год моложе Селин.
– Добрый день, Жан, – окликнула она знакомого.
Он остановился и, казалось, удивился, увидев ее посреди этой улицы.
– Я так рад, что столкнулся с тобой, Селин. – В голосе юноши, бросившегося через дорогу, слышалось напряжение.
Пижонистый креол стрелял глазами из стороны в сторону и явно избегал взгляда девушки. Несмотря на то, что погода вовсе не располагала к этому, верхняя губа Жана покрылась бисеринками пота. Держался он, как обычно, весьма нахально, слишком самонадеянно для человека с бегающими, как у хорька, глазками. Она никогда не обращала особого внимания на Жана Перо, испорченного единственного сыночка из известной всему городу семьи, но у него всегда было полно денег, которые он не считая тратил, когда хотел получить совет Персы. Поэтому Селин взяла за правило обращаться с ним весьма вежливо.
Он остановился перед ней, оглянулся по сторонам и сказал:
– Я ходил к Персе, но… ее не оказалось в лавке, и я…
– Ты уверен? Ты входил внутрь? Ты звал ее?
Немного встревоженная и ничего не понимающая Селин направилась к дому. Жан заспешил за ней следом.
– Я входил, но ее там не было. Ваш сосед сказал, он, кажется, видел, что она пошла на чашечку кофе в дом напротив, но я не мог терять время на ее поиски.
Жан бросил на девушку внимательный взгляд, словно только что принял какое-то решение, и торопливо добавил:
– Я приходил к Персе за советом, Селин, но, может, ты сумеешь мне помочь. Я готов щедро заплатить.
Креол ускорил шаги, потому что Селин, не обращая на него внимания, быстро шла по направлению к дому. Перса редко выходила последнее время. Старой гадалке было почти шестьдесят, и за последние два года у нее так обострился ревматизм, что она с трудом передвигалась. Да и зрение ее потеряло былую остроту. Селин постоянно тревожилась о своей старушке.
Навстречу, держась за руки, шли Дьюрелы, молодая парочка, которой Селин когда-то продала одно из любовных снадобий Персы. За ними следовал раб с фонарем в руках. Они остановились и приветливо поздоровались с ней и Жаном, Селин вынуждена была снова задержаться. Как можно более коротко, но так, чтобы не показаться грубой, она поинтересовалась, как у них дела и как здоровье двух недавно родившихся малышей.
Несколько минут спустя, когда Дьюрелы, наконец, простились, пожелав им приятного вечера, Селин вновь заспешила к дому. Жан неотступно следовал за ней.
– Я готов заплатить тебе в два, даже в три раза больше, чем обычно за совет. Ты меня слушаешь, Селин? – Перо резко остановился, преграждая девушке путь.
– Не совсем. Я беспокоюсь, где может быть Перса?
– Может, она сплетничает с кем-нибудь из соседок…
– Сомневаюсь.
– Селин, будь добра…
В голосе молодого человека послышалось одновременно недовольство и отчаяние, и это заставило девушку остановиться. Она взяла корзинку за ручку обеими руками, покачивая перед собой тяжелой ношей и внимательно разглядывая спутника.
Выглядел Жан почти как обычно. На нем был аккуратный двубортный сюртук, высокая касторовая шляпа со слегка загнутыми вверх полями, подогнанные по фигуре узкие брюки со штрипками и короткие кожаные сапоги. Темные волосы юноши были тщательно уложены с помощью специального масла, а одежда безупречно чиста и отглажена. Если не принимать во внимание капельки пота над верхней губой, он являл собой образец непринужденности и спокойствия. И все-таки что-то в его поведении заставляло Селин нервничать.