Корд едва не заговорил с ней об этом снова, но потом решил, что если она и не откажет ему прямо, то согласится только оттого, что у нее нет выбора. Внезапно он понял, что для Селин очень важно прийти к нему потому, что она сама захочет получить то, что он сможет ей дать, а не потому, что она посчитает это своим долгом.
Корд продолжал смотреть на ее соблазнительный рот, нежные щеки, черные ресницы, но позволил себе ласкать ее только взглядом. Он медленно перевел взгляд на ее прекрасную шею, туда, где пульсировала нежная жилка, а потом на великолепные покатые плечи. В темноте он не мог как следует рассмотреть цвет ее платья, но это было что-то светлое и нежное, как ее кожа в лунном свете. Глубокий вырез достаточно открывал мучительно дразнящие холмики ее грудей, и Корд почувствовал, что кровь закипает в его жилах и стучит в висках. Платье, изящно собранное под высокой грудью, ниспадало струящимися складками и еще больше подчеркивало ее прелесть. Даже ветер участвовал в этом соблазнительном зрелище, играя мягкой тканью юбок, облегающих стройные бедра.
Корд с трудом сглотнул и отвернулся, сжав ладонями перила. Он тяжело вдыхал соленый морской воздух. Тысячи маленьких молний, казалось, то и дело разрезали фосфорицирующие волны, которые поднимались, пенились и снова соединялись с бесконечной водной гладью. Рядом из воды выпрыгнула блестящая стайка летающих рыб и, подобно серебряным дротикам, исчезла в переливах моря.
– О нет!
Он повернулся на крик Селин и обнаружил, что она, опустившись на колени, пытается поднять одну из скользких летающих рыбок, упавшую на палубу. Рыбка лежала на боку, ее подобные крылышкам плавники навсегда замерли, в невидящем черном глазу отражалась луна.
– Она мертва, – безразличным тоном произнес Корд.
– Не может быть. – Селин вытянула руки, перегнулась через перила, и рыбка соскользнула в воду. Еще минуту серебристые чешуйки переливались в лунном свете, и наконец безжизненная рыбка осталась где-то позади корабля.
– Как печально, – тихо сказала она.
– Это только рыба, Селин. У нее мозги размером с горошину!
– Тебе не трудно постоянно сохранять такую бессердечность?
– Ты огорчена, потому что я не горюю о летающей рыбе?
– Если я позволяю себе чувствовать по-настоящему, это не дает тебе права высмеивать меня.
– Что ты хочешь сказать?
Она смотрела на него не отводя глаз и, казалось, тщательно взвешивала каждое свое слово.
– Почему ты бежишь от собственных чувств, Кордеро? Почему заливаешь свою боль вином?
Она так старалась не задеть его, что он какое-то время хранил молчание.
– Я начинаю думать, что ты действительно ведьма. – Он оторвался от перил и сделал шаг к девушке.
Длинные распущенные волосы развевались на ветру, лунный свет подчеркивал красоту лица и фигуры – он почти поверил, что она обладает чарами, недоступными ни одной смертной женщине. И понял, что она околдовала его.
Корд думал, что Селин постарается отстраниться, однако она не пошевелилась и только наблюдала, как он сокращает разделяющее их расстояние. Разум приказывал ему остановиться. Желание толкало вперед.
Он обнял Селин и накрыл ее рот своими губами, и это был не нежный первый поцелуй кавалера, пытающегося соблазнить девственницу, это был дерзкий и требовательный поцелуй страстного мужчины, готового отдать все обмен на то, что может дать ему настоящая женщина. Его губы прижались к ее мягкому пухлому рту, он обхватил голову Селин ладонями, запустив пальцы в ее пышные волосы. Его язык разомкнул ее сжатые губы, проник в теплую, сладкую глубину ее рта, имитируя то, что он мечтал сделать с ее телом. Девушка застонала и прижалась к нему. Корду показалось, что он погружается в неведомые глубины, ее близость подействовала на него так, как никогда не действовала близость ни одной женщины. Он внезапно испугался. Испугался настолько, что мгновенно отпустил ее.
Селин бессильно прижалась к перилам и постаралась прийти в себя. Она смотрела прямо на Корда. От этого поцелуя у нее в голове не осталось ни одной мысли, казалось, что в мозгу просто плывут одно за другим облака, точно такие же, что плыли сейчас по ночному небу. Уже несколько минут назад она поняла: Корд собирается ее поцеловать, но что на свете могло сравниться с тем, что он только что сделал?!
Мир вокруг Селин наполнился новым смыслом. Звуки корабля, плеск волн, запах моря и легкий аромат цветов, распустившихся где-то на далеком острове, – все это смешалось с ощущением рук Корда, запутавшихся в ее волосах, и горьким вкусом рома на его нежных губах и горячем языке. От него пахло солнечным светом, солью и крепким ромом.
Она была совершенно не готова к той требовательности, которую почувствовала в его поцелуе. Селин была потрясена проснувшимися в ней ощущениями и силой страсти, которая двигала им сейчас.
– Это было замечательно. – Девушка не хотела задумываться, что говорит. Ведь это было даже не просто замечательно. Это было нечто такое, что она не в силах была описать словами.
Его вид, однако, говорил о том, что он не слишком доволен этим комплиментом.
– Уже поздно, – резко сказал Корд.
Он оглянулся, и Селин проследила за его взглядом. Рулевой по-прежнему стоял у штурвала, но, казалось, не обращал на них никакого внимания.
– Да, уже поздно, – бессмысленно повторила девушка, не в силах сказать что-нибудь еще. Ей вдруг показалось, что сердце подкатило прямо к горлу.
– Ты можешь стоять здесь хоть всю ночь, но я ухожу.
И он ушел, не сказав больше ни слова, не прикоснувшись к ней. Селин смотрела ему вслед и видела его напряженную спину – он напомнил ей сейчас Генри Моро. Селин наблюдала, как он идет по трапу на главную палубу, не понимая, что же заставило его отступить, и вдруг какое-то внутреннее чутье подсказало ей, что сейчас он, может быть, испытал то же удивительное чувство, от которого закипает кровь и кружится голова. И это не могло не оказаться сильнейшим ударом для человека, который так старался избегать любых чувств.
Сан-Стефен встретил Селин таким разнообразием ландшафтов, звуков и красок, какого она не видела никогда прежде. Она стояла рядом с горой сундуков и чемоданов – своих, Корда, Фостера и Эдварда – и старалась увидеть и услышать все сразу. Совсем недавно «Аделаида» вошла в чистые бирюзово-синие воды залива, такие же, как высокое небо над их головами. Причалы Бэйтауна почти не отличались от ново-орлеанских, разве что поменьше. Это был главный порт острова, и жизнь здесь била ключом. Шхуны, которые ждали ремонта, стояли в доках, где их должны были отчистить и снова покрыть краской. Вдоль причалов выстроились складские постройки. В магазинчиках и лавках местные и заезжие торговцы, разложив товары, боролись за каждый клочок земли с гончарами, которые тут же на гончарных кругах лепили из желтой глины свои изделия.
За колышущейся толпой Селин увидела просторную площадь, на которой горделиво возвышалась каменная церковь. Колокольня и купол тянулись к самому небу. За каменной оградой церкви заросшие мхом каменные кресты поднимались над могилами наиболее уважаемых граждан Сан-Стефена. Старые смоковницы с такими толстыми стволами, что за ними мог укрыться ребенок, увитые замысловато переплетенными виноградными лозами, создавали густую тень на каждом из четырех углов площади.
Влажный воздух благоухал тяжелым ароматом цветов. Холмы, окружающие бухту, были покрыты роскошной растительностью – от ярких красок сотен цветущих деревьев рябило в глазах. Сверкающий белый песок покрывал пляж, на который набегали, разбиваясь о камни, волны залива.
Селин пыталась одновременно охватить взглядом все, что ее окружало, и волнение ее нарастало. Она переминалась с ноги на ногу, чувствуя, что слабеет от ужасной жары. Девушка присела на один из сундуков, чтобы легче было ждать возвращения мужчин. Ей казалось, что ее нос и щеки постепенно поджариваются на солнышке. Корд исчез, не сказав ни слова о том, куда идет. Эдвард и Фостер, отправившиеся на поиски экипажа и повозки, которые отвезли бы их в Данстан-плейс, обещали скоро вернуться. Очевидно, их представление о том, что такое «скоро» несколько отличалось от мнения Селин.