Когда-то Рик сделал для себя вывод, что эмпатия должна ограничиваться только травоядными или, по крайней мере, всеядными существами, которые способны обходиться и без мясной пищи, иначе размывалась бы грань между охотником и его жертвой, между победителем и побежденным. В слиянии с Сострадающим все вступившие в эмпатический контакт поднимались к вершине, а потом, завершив очередной цикл, погружались смиренно в загробный мир. В итоге дар эмпатии оказывался своего рода биологическим предохранителем, хотя и обоюдоострым. Если одно существо испытывало радость, то и для всех остальных существ это было возможностью получить свою долю радости. Однако, если какое-либо существо страдало, то и остальные не могли избежать таких же страданий. Стадное, или общественное, существо вроде человека получало тем самым дополнительные возможности для выживания. Сова или кобра погибли бы, имей они аналогичный инстинкт.
Гуманоидный робот представлял собой тот самый случай одинокого хищника.
Рик предпочитал судить об андроидах именно в таком ключе. Это делало его работу более терпимой. Отправляя на покой, то есть попросту убивая андроида, он не нарушал Закона Жизни, провозглашенного Вилбуром Сострадающим. «Ты должен убивать только убийц», — сказал им Сострадающий в тот первый год, когда эмпатические генераторы появились на Земле.
По мере того, как чувство сострадания перерастало в логическое учение, до крайности усложнилось понятие убийства убийц. В теории сострадания это считалось абсолютным злом, цепляющимся за жалкий плащ старого человека, взбирающегося по склону, поскольку никогда не удавалось понять, что это или кто это — представляющий зло. Сострадающий только чувствовал присутствие зла, но не осознавал его природы. Иными словами, Сострадающий ощущал присутствие убийц везде, где это казалось ему вероятным.
Для Рика Декарда бежавший андроид, убивший своего хозяина, обладающий искусственным интеллектом, превосходящим интеллект многих людей, равнодушный к животным, лишенный способности испытывать совместную радость или делить горе с себе подобными, — такой робот символизировал убийство и зло.
Размышляя о равнодушии анди к животным, Рик вспомнил о страусе, которого он видел сегодня в витрине магазина. Он отодвинул в сторону документацию на «Узел-6», взял немного нюхательной соли «Сидоне», принадлежавшей мисс Марстен, втянул ее носом. Сверившись с часами и прикинув, что у него еще есть немного времени, он поднял трубку настольного видеофона и сказал секретарше:
— Соедините меня с зоомагазином «Счастливый пес» на Саттер-стрит.
— Сейчас найду номер, сэр, — сказала мисс Марстен, раскрыв телефонный справочник.
«Нет, — подумал Рик, — не могут же они просить такую сумму за страуса. Наверняка они должны сбавить. Так было всегда, особенно в старые времена, когда торговали подержанными машинами».
— Зоомагазин «Счастливый пес», — объявил бодрый и жизнерадостный мужской голос. На видеоэкране Рика появилось веселое лицо говорившего. Слышно было, как лает собака.
— Этот страус, которого вы выставили, — сказал Рик, играя стоящей перед ним керамической пепельницей. — Сколько я должен внести за него сразу?
— Одну минуту, — ответил продавец зоомагазина. Он приготовил карандаш и бумагу. — Сразу выплачивается одна треть. — Он начал считать. — Позвольте спросить, сэр, вы собираетесь покупать?
Рик ответил сдержанно:
— Я еще не решил.
— Допустим, мы заключим тридцатимесячный контракт, — продолжал продавец, — с очень низким комиссионным процентом — всего шесть процентов в месяц. Тогда ваш месячный взнос после разумного аванса составит…
— Вы должны снизить цену, — прервал его Рик. — Сбавьте две тысячи, и я вношу все наличные сразу.
«Дейв Холден сошел со сцены, — размышлял Рик. — Это может означать очень многое, если иметь в виду, сколько заданий будет у меня в этом месяце».
— Сэр, — воскликнул продавец, — наша цена и так на тысячу долларов ниже указанной в каталоге Синди. Проверьте по вашему экземпляру, я подожду. Я хочу, чтобы вы сами убедились — мы запрашиваем справедливую цену.