И так далее. Все это было — и есть — отличным материалом, более точным и проницательным, чем мои собственные идеи о том, почему какая-то часть психики Джейн может испытывать потребность в защите от мира или от другой части ее самой. Глубоко огорчая нас обоих, откровения о ее греховном "я", казалось, также давали волшебный психологический ключ: желанное понимание, которое, наконец, откроет искривленное физическое тело Джейн. Но этого не произошло. Ничто не помогло — ни Сет со всеми его замечательными материалами о магическом подходе, ни публикация новых книг, ни даже собственная работа Джейн. Задача узнать достаточно, чтобы началось ее выздоровление, все еще стояла перед нами в то лето 1981 года.
А что касается книг, то в начале августа я вернул нашему издателю, Прентис-Холл, корректуры страниц, которые Джейн исправила для своей книги стихов "Если мы снова будем жить: Или Публичная магия и личная любовь". Обычно это событие обрадовало бы нас, так как означало, что до конца года у нее будет опубликована еще одна работа. Вместо этого мы приходили в отчаяние по поводу ее физического состояния по мере того, как проходили недели. Насколько же упрямыми могли быть эти основные убеждения, которых придерживалось ее грешное "я"? Наконец, нам оставалось надеяться, что само разоблачение греховного тайника через его собственный материал в конечном итоге приведет к некоторому физическому улучшению. Этого тоже не произошло. Я рисовал по утрам в поисках душевного покоя, которого не мог обрести никаким другим способом. Джейн провела несколько весьма разрозненных сеансов для книги Мечты и несколько частных, когда наступила осень, а затем зима. Я думал, что эти сеансы представляли собой в значительной степени бесполезную деятельность, но я с радостью признал, что каждый из них был таким же уникальным и творческим, как и всегда, независимо от его предмета. Напротив, помимо того, что я записал его и напечатал, я почти не просматривал материалы Сета в течение нескольких дней подряд. Наконец, в начале декабря 1981 года я сказал Джейн, что я был на грани отказа сидеть с ней на любых сеансах вообще, регулярных или частных, потому что я начал глубоко опасаться, что чем больше сеансов она проведет, тем хуже ей станет. И снова она отказалась идти в больницу. В это время Прентис-Холл прислал нам первые опубликованные экземпляры "Если мы будем жить снова", но, как бы мы с Джейн ни гордились этой книгой, ее появление ей не помогло. На нашей небольшой ежегодной вечеринке в канун Рождества мы раздали автографированные экземпляры книги близким друзьям — лучшие подарки, которые мы могли предложить. Однако после каникул мы видели мало друзей и ни одного незнакомца.
Зима превратилась в ту, которая казалась самой длинной и холодной за последние годы, хотя, вокруг нас бушевали сильные штормы, в непосредственной близости от штата Нью-Йорк выпало на удивление мало снега (факт, за который мы были очень благодарны!). Как Джейн продиктовала мне на своем собственном сеансе 1 апреля — первом, представленном в этих очерках, — в те первые недели 1982 года ее ходьба, письмо и слух начали заметно ухудшаться. В конце февраля она была госпитализирована. .
ЭССЕ 4
Суббота, 17 апреля 1982 г.
(7:30 вечера После ужина я сказал Джейн, что собираюсь поработать над эссе для Мечты. Уже сегодня утром я напечатал из своих заметок очень обнадеживающую частную сессию Сета прошлой ночью: "…и знайте, что вы оба сделали новые важные шаги. "Джейн сказала, что хотела бы еще немного написать под диктовку, поэтому я согласился записать это. Однако она снова уклонилась от перевода той похожей на панихиду песни Сумари, которую она пела про себя и записала незадолго до того, как отправиться в больницу. У меня пока была только одна замечательная строчка, которую она перевела для меня по-английски: "Пусть моя душа найдет приют в другом месте".
Теперь я читаю ей последние две страницы материала, который Сет дал нам прошлой ночью. Джейн кивала в своем кресле, как будто спала, и я подумал, что она все-таки не будет заниматься никакой работой этим вечером. И все же она встрепенулась: "Кажется, я поняла первое предложение". Я зажег для нее сигарету. В ее голосе не было дрожи, а скорость речи была немного медленной.)
Нет сомнений в том, что я была зажата между жизненными контрастами и слишком хорошо осознавала бесконечные вопросы, которые приходили мне в голову. С одной стороны, был сам материал Сета и выступление Сета в его книгах.
(Длинная пауза в 7:34.) Его идеи каким-то образом привели меня к тому моменту, когда должны измениться сами измерения опыта. В том виде, в каком он их представлял, его концепции касались спонтанных, неистовых сил, которыми была наделена природа. Сет настаивал на том, что эти силы, если следовать им, по крайней мере, в принципе, повысят благосостояние человека и наполнят его блеском и радостью, в которых старые проблемы вида в значительной степени исчезнут.
Безусловно, материал Сета сильно повлиял на нашу жизнь и жизнь других людей, изменив их к лучшему. Конечно, в результате наше понимание углубилось — и все же перед лицом этого великого обещания, что делала я, едва способная встать со стула? И если спонтанный порядок был таким жизненно важным компонентом в работе Вселенной, то что делала я, пытаясь отключить его в своей повседневной жизни?
(Длинная пауза в 7:40.) В то же время мы с Робом часто думали, что эта самая книга никогда не будет закончена. Я могла бы решить, что отдала достаточно лет и энергии занятиям Сета. Не принимая никакого сознательного решения, я могла бы просто прекратить сеансы. (Долгая пауза.) Конечно, я продолжала сеансы. Книга закончена. Я все больше и больше осознаю, что жизненный опыт разыгрывается в рамках, которые простираются между жизненными контрастами. Мы живем в мире, зажатом между нашими самыми дорогими надеждами и самыми большими страхами, хотя редко сталкиваемся с тем и другим в чистом виде.
(7:48. Джейн говорила здесь с большим нажимом. Как я и предполагал, через открытое переднее окно усиливающийся ветерок шевельнул длинные стеклянные колокольчики, висевшие прямо внутри; их звонкая гармония наполнила гостиную. Колокольчики были присланы нам в подарок фанатами, которых мы никогда не встречали.)
Реализация ценностей — самая большая проблема здесь, как в книге Сета, так и в моем собственном опыте, и если бы я действительно понимала, что говорил Сет в этой книге, мне не пришлось бы переживать такую неприятную драму в своей повседневной жизни.
(Длинная пауза в 7:51.) Наша жизненная сила хочет выразить себя. Весь мир природы — это неудержимая область расширенного выражения. Старые идеи о выживании наиболее приспособленных, об обычных эволюционных процессах, богах и богинях не могут претендовать на объяснение "тайн вселенной", но когда мы с радостью и свободно используем наши личные способности, мы так близки к тому, чтобы быть тем, кто мы есть, что иногда мы приближаемся к тому, чтобы быть тем, чем является вселенная. Тогда даже наши самые неудачные выходки, наши самые печальные предприятия не окажутся тупиковыми, а послужат дверями к более глубокому пониманию и более значимым отношениям со Вселенной, жизненно важной частью которой мы являемся.
(7:58. "Конец вступления", — резко сказала Джейн. "Это не значит, что, когда ты все это напечатаешь, я не захочу ничего к этому добавить. Я просто хочу убедиться, что мой собственный опыт продолжает возвращаться к книге, потому что для этого она и предназначена. Ты мог бы закончить кратким эпилогом, в зависимости от того, что произойдет".
"Я не знаю", — сказал я. "Это слишком далеко, чтобы сказать". "Подожди минутку, пока я посмотрю, есть ли что-нибудь еще. Ты тоже можешь сделать пролог или что-нибудь еще, что захочешь…" Конец в 8:01 вечера.)