Выбрать главу

Так как первый случай маловероятен — я и полагаю, что «Современные Записки», не изменяя свободе «искания истины» в области художественной, найдут и в ней линию, соответствующую единой, общей.

Это будет — хотя, повторяю, до этого далеко. Теперь лишь изредка, в мелочах, о которых почти упоминать не хочется, заметных лишь для пристально следящего за поступательным движением «Совр. Записок», выражается несовпадение линий, повторяющееся их несоответствие. Чисто «культурная» область не во всех своих частях поспевает за идейной. Вот пример, немножко внешний й грубый, правда: среди блестящих, глубоких и очень «одновольных» статей и рецензий о советской литературе (и быте) Алданова, Цетлина, Ходасевича, Талина, очень красящих все последние книжки, неизменно появляется, как пятно, рецензия Святополк-Мирского, неизменно восхваляющая того или тех, кого уже давно по справедливости, — и в обратном смысле, — оценил или Алданов, или Ходасевич. То Пастернак сравнивается с Гоголем, то объявляется, что «гармония Бабеля» такова, что и пересказать ее невозможно: «все важно» в ней. Этот «подлинный мастер» достигает «высшей напряженности»… и т. д. Производят рецензии-пятна странное впечатление: как будто писатель глухой, притом никого, кроме себя, не читающий человек, или ни с чем не считающийся, потому что ни над чем еще не задумался.

По правде сказать, даже вспомнив самое первое заявление редакции «Совр. Зап.», я не понимаю, какую «объективную ценность с точки зрения русской культуры» видит она в рецензиях Святополка-Мирского. Может быть, все-таки, видит, а может быть, это просто остаток традиционности и случайная небрежность. Факт ведь очень мелок.

Небрежность уж совершенно внешняя, механическая (трудно, впрочем, винить в ней кого-нибудь при современных обстоятельствах) — это обилие опечаток в каждой книге. В последней — очень пострадала коротенькая статья Мережковского. Почему-то несчастие всегда обрушивается на стихи. И тут — строчки Тютчева перепутаны, другие совсем выпали. Впрочем, и в некоторых местах текста трудно добиться смысла.

Отставив эти мелочи, вернемся еще раз к началу, — к статье Вишняка, так много, по существу, уяснившей и раз навсегда определившей. Она отнюдь не «догматична», она в движении, и с этой стороны, конечно, не закончена; не все в ней договорено. Я только хочу подчеркнуть, что двигаться от нее можно лишь вперед, а не назад, и притом на кое-что уже не оглядываясь. Наши требования к журналу, может быть, повысятся, но они будут определеннее теперь, когда мы видим, какие задачи ставят перед собою сами его руководители. Даже о борьбе с дроблением жизни, с нашей отрывочностью в восприятии явлений, упоминается в статье Вишняка: «Срастить культуру с политикой, — говорит он, — передвинуть культуру из мира чистых идей в мир реальных вещей — таково одно из главных заданий «Совр. Записок»».

На пути всякого течения неизбежны затоны, омуты, пороги. При надежном русле они не опасны. И чем вернее будет своему верному руслу «тегение» «Современных Записок», — тем более будет возрастать его значительность как для эмиграции, так и для идущей свободной России.

КОММЕНТАРИИ

Проза 3. Н. Гиппиус эмигрантского периода ее жизни и творчества (1920–1945) — рассказы, очерки, статьи-впервые собраны в настоящем издании максимально полно. Тексты, кроме особо оговоренных случаев, печатаются по первой газетной или журнальной (книжной) публикации и по современной орфографии (в эмиграции Гиппиус продолжала писать и печататься по старой орфографии). Сохраняются особенности лексики писательницы, некоторые старые формы написания слов при современной орфографии. Собственные имена и географические названия даются в авторском написании и не унифицируются. Переводы иноязычного текста даны под строкой, русские транслитерации французских слов, нередко встречающиеся у Гиппиус, поясняются в комментариях. В настоящее издание не включены печатавшиеся в периодике части книги Гиппиус «Живые лица» и отрывки из ее дневников, изданные в полном виде в двухтомнике «Дневники» 3. Гиппиус (М., 1999).