— Доброе утро, — сказала Сара.
Он посмотрел на нее.
— Сестрица, — сказал он, прижав руку к сердцу, — притащи-ка мне томатного сока и кофейку.
— Если у вас похмелье, рекомендую яичницу-болтушку и тосты, — сказала она. Она разглядывала блестящие нити в ткани его пиджака.
— Ладно, давай так.
Это был самый красивый мужчина из всех, виденных ею. Но он был однорукий.
— Яичницу-болтушку из двух яиц пожиже! — крикнула она поварихе, готовящей завтраки.
Марта фыркнула.
— Какая получится, такую и возьмешь, — сказала она.
— Почему ты иногда бываешь противная? — сказала Сара. Она вложила в тостер два куска хлеба и протолкнула их поглубже.
— А я тебе скажу почему, — сказала Марта в нос. Груди ее колыхались, когда она работала. — Весь мир — довольно противное местечко. — Она швырнула тарелку на стойку под инфракрасные лампы.
Один тост выпрыгнул, и Сара снова затолкала его пальцем на место. Через кухню прошел Верн.
— Приветик! — сказала Сара, не глядя на него. Она все время пыталась с ним заговорить, но не получала ответа. Он не собирался прощать.
— Почему никто не починит тостер? — сказала она. Она намазала тосты маслом, положила на тарелку и понесла в обеденный зал. Однорукий посмотрел на яичницу, потом на нее.
— Ты спасла мне жизнь. По-моему, я в тебя влюбился, — сказал он.
Она наблюдала, как он осторожно откусил кусочек тоста и подался вперед, словно опасаясь потерять равновесие.
— Вынуждена вас покинуть, — сказала Сара. Она сунула руки в карманы фартука.
— Не уходи, — сказал он. Он положил тост на тарелку и вытер рот бумажной салфеткой. Она услышала, как маленькая девочка звонким голоском попросила еще патоки и сказала:
— Мне надо идти работать.
— Мы можем увидеться попозже? — Он положил салфетку обратно на колени. Конечно, ему все приходилось делать одной рукой.
— Надо подумать, — сказала она. Посетители еще ни разу не назначали ей свидания.
— Это единственный ресторан у вас в городе? — спросил он.
— Есть еще итальянский на озере.
— Вот, давай туда и махнем.
— Ну, что же, пожалуй, годится. — Он был такой красивый.
«Мы ничего о нем не знаем», — скажет ее отец. «Он однорукий», — скажет она.
— Я только что согласилась встретиться вон с тем мужчиной, — сказала Сара официантке Хейзел, дожидавшейся, когда вскипит кофейник. Хейзел проработала здесь дольше всех. У нее были постоянные нелады с мужем. Хейзел выпустила через нос сигаретный дымок и глянула через зал.
— Дик, что ли?
То, что Хейзел знала Дика, делало его менее интересным.
— Он сюда наезжает раза два в месяц. Коммивояжером, должно быть, работает, — сказала Хейзел.
— Коммивояжером? — протянула Сара.
Хейзел подхватила кофейник и ушла.
«Он однорукий коммивояжер», — объяснит она отцу.
Она была рада, что он не заколол булавкой подвернутый рукав свитера и не засунул его за пояс. Он стоял перед дверью, ниже ростом, чем она ожидала, с бутылкой шотландского виски в руке. Шотландское дорогой марки. Она не удержалась и взглянула на пустой рукав.
— Требуется выпить, — сказал он.
Он проследовал за ней в кухню. Она достала из морозилки кубики льда и разлила виски по стаканам. Он обнял ее за талию. Она держала оба стакана между ними, когда он наклонился и крепко поцеловал ее.
— В чем дело? — спросил он. Неожиданно для себя она брякнула:
— Меня еще никогда не целовал однорукий.
Он замигал.
— Я могу сделать все, что мне надо.
— Как это произошло?
— Случай на охоте, мне было одиннадцать лет.
— О, боже, простите меня, — сказала она.
Когда-то он был одноруким мальчиком, потом юношей, потом стал одноруким молодым мужчиной…
Он достал пачку сигарет и вытряс одну. Предложил ей, она отказалась. Он взял сигарету губами, вытащил коробок спичек из кармана. Чиркнул спичкой, придерживая коробок остальными тремя пальцами, затем зажег сигарету и помахал спичкой в воздухе. После чего взял у нее стакан и пошел в гостиную, где сел на тахту, обтянутую искусственной кожей.
— Прошу извинить за мои вопросы, — сказала Сара, усаживаясь рядом с ним.
— Не извиняйся, — сказал он. — И вообще, не проси прощения, если сказала то, что думаешь. — А теперь пересядь-ка на эту сторону, чтобы я мог тебя обнять.