Мирти встала, шаркая шлепанцами, подошла к стене, потрогала обои и сказала:
— Настанет день, и мы расстанемся с этими старыми, бренными вещами. О, какой это будет славный день!..
— Ты давно этого ждешь, правда? — сказала Сара.
— Конечно, давно.
— Может быть, тебе что-нибудь принести, бабушка?
— Я бы съела блюдечко мороженого.
— Она уже ела сегодня мороженое, — сказала в кухне Айрин. Она перебирала старые рецепты в коробке и выбрасывала ненужные.
— Какая разница, — сказала Сара. — Она старая и несчастная. Пусть поест мороженого.
Сара открыла морозильник. Оттуда повеяло холодом. Она посмотрела на замороженное, заиндевелое мясо, овощи, кубики льда.
— Ей нужны более питательные продукты, — сказала Айрин.
— Я добавлю банан.
— Не знаю, что я сейчас с тобою сделаю, Энзел, — сказала Мирти, входя в кухню.
— Мама, я не Энзел, — сказал Ллойд из-за ее спины. — Смотри не споткнись.
— Нет, ты — Энзел. Напрасно он думает, что может меня одурачить. — Она поводила пальцем перед лицом Айрин. Ллойд и Айрин переглянулись. — Вы что там двое задумали? — спросила Мирти.
Сара зачерпнула ванильного мороженого и положила на блюдце.
— Это — Айрин, моя жена, а я — Ллойд, твой сын. — Ллойд выглядел потрясенным.
— Мне ничего об этой женщине неизвестно, Энзел! — Вскинув подбородок, Мирти отвернулась к окну.
— Дам ей целую таблетку, — сказал Ллойд.
— Не слишком много? — сказала Айрин.
— Я хочу знать, что тут происходит? — сказала Мирти… Голос ее звучал злобно, но выглядела она напуганной.
— Успокойтесь, мама, — сказала Айрин. Она подвинула стул для Мирти.
— А я не желаю успокаиваться, — сказала Мирти, усаживаясь. Она одернула на себе джемпер.
— Давайте я помогу вам надеть джемпер правильно, — сказала Айрин. — Он у вас наизнанку.
— Не трогайте меня, — сказала Мирти.
Ллойд воткнул таблетку успокоительного в мякоть банана и направился к Мирти.
— Она говорит, что ей нужны какие-то вещи, — сказала Сара. — Это о чем она?
— Она тут все говорила о рыбалке, — сказал Ллойд. — Наверное, хочет, чтобы ей принесли складной дедов стульчик, с которым он ходил на рыбалку. — Он дал матери кусок банана и поддерживал ее за подбородок, пока она глотала.
Мирти пожала плечами и улыбнулась им.
— Вид у вас такой благожелательный, что, пожалуй, рискну съесть из ваших рук.
Сара повела бабушку обратно через весь дом. Она прислушалась к шарканью шлепанцев по паркету. Она посмотрела на семейные фотографии на стене в передней. Айрин называла их своим полицейским архивом. В конце ряда Сара увидела и себя на снимке — в черной кожаной куртке, прислонившуюся к кирпичной стене.
— Ты, наверное, с меня ростом, — сказала Мирти. Она покачала головой и улыбнулась. Во всем — в ее словах, жестах, походке, сквозила беспомощность.
— Да, я уже выросла.
— А я стала ниже ростом, — сказала Мирти.
Сара помогла ей раздеться и надеть ночную сорочку. Она много лет не видела бабушку нагой. Она вспомнила, как чуть громко не ахнула, когда увидела пышную бабушкину грудь в комнате, где стояла швейная машинка. Теперь груди Мирти почти совсем высохли.
Мирти улеглась в постель и уставилась вверх невидящим взглядом. Она смотрела не в потолок, а в ничто.
— Спокойной ночи, бабушка, — сказала Сара.
Она взяла в ладони морщинистое, в форме сердца, лицо Мирти.
— Спокойной ночи, родненькая, — сказала Мирти.
— Я тебя люблю. — Сара поцеловала ее в щеку и в губы.
— Не давай себя обманывать, — сказала Мирти. — Дурная компания портит чистую душу. Обрети вновь свой ясный разум и больше не греши. Потому что некоторые не ведают Бога. Вынуждена это сказать тебе, чтобы ты хоть постыдилась…
Саре привиделось, как какая-то женщина выглядывает из окна без занавесок, а потом ставит в окне на подоконник распятие, как раз на том месте, где только что было ее лицо.
— Знаю, бабушка.
Двадцать пять
Дверь в спальню Кевина была открыта настежь. С ним рядом спала рыжая женщина. Пряди ее волос, похожих на парик, струились по подушке. Одна нога Кевина лежала поверх шерстяного одеяла, рука закинута на лоб. Повсюду по комнате была раскидана их одежда, словно свидетельство насилия. Сара не видела Кевина с того дня, когда он ей демонстрировал свою новую скульптуру. Сейчас он был похож на покойника. За кухонным окном моросил тусклый ноябрьский дождик. Было семь утра. Она открыла дверцу дровяной плиты, сунула туда сухих листьев и лучину для растопки. Запалила листья, посмотрела, как занялась лучина и подбросила дров. «Помоги мне, — взывала она к огню. — Помоги».