— Ее подарили нам его родители, так что он может забрать эту мебель себе. Давай поторапливаться — я хочу до его возвращения вывезти все мое барахло.
Мэтью предупредил, что уезжает на три дня. Они вынесли из дома кухонный стол и стулья. Когда они упаковывали ящик с кухонной утварью, к дому подъехала машина и остановилась с невыключенным мотором. Сара посмотрела в окно. Из такси вылезал Мэтью. Он расплатился с шофером. Когда такси уехало, он остановился у крыльца в своей лыжной куртке и солнечных очках. Посмотрел на мебель в фургоне, на вещи на земле.
— Что ему понадобилось дома? — сказала Сара.
— Оставь телевизор! — завопил Мэтью. — Я его купил еще до свадьбы! — Лаура вышла из задней двери.
— Ты собирался подарить его армии спасения. Я заплатила за его ремонт, — сказала она.
— Это мой чемодан, — сказал Мэтью. Он подошел и выкинул на землю белье из чемодана. — Можешь забрать свое барахло, но моим фургоном пользоваться не смей.
Он обошел фургон и начал сбрасывать с него веши. Он сбросил лампу на землю, но она не сломалась, выкинул на асфальт каучуконос в кадке — комья земли разлетелись в стороны. Лаура молчала, покуда из большой коробки он не вытряхнул ее туфли.
— Будь ты проклят! — сказала она. Туфли разных цветов и фасонов валялись на снегу. — И вообще, как ты тут оказался?
— А мне одна птичка нащебетала, что тут происходит, — сказал Мэтью. Он тяжело дышал.
Вышвырнув все из фургона на землю, он сел за руль и задом выехал на улицу. Покрышки завизжали, когда он дал газ и скрылся.
— Ему только еще осталось нассать на тебя, — сказала Сара. — Ведет себя, как мальчишка.
— Да он всегда себя так ведет, — сказала Лаура. Она сидела во дворе на кухонном стуле.
— Что ты теперь намерена делать? — спросила Сара.
— Позову папу.
— Лаура, неужели ты не чувствуешь себя оплеванной?
— Я не желаю чувствовать себя оскорбленной. Я просто не перенесла бы такого отвратительного ощущения.
— Тогда хоть разозлись.
— Злиться — значит унижаться. Зачем это мне?
— Ну, если ты даже не разозлилась, значит ты вообще бесчувственная.
Двадцать восемь
— У Стокманов — комплекс превосходства, — сказал Ллойд.
Сара открыла холодильник, заглянула внутрь.
— Нет у нас такого комплекса, — сказала Айрин. — У нас есть семейная гордость.
Она помешала что-то в кастрюле и снова прикрыла ее крышкой. Лаура, стоя рядом с мойкой, резала ломтиками яблоко.
— Я полагаю, что гордость делает их холодными, — сказал Ллойд.
— Ты так думаешь, потому что вырос в очень эмоциональной семье, — сказала Айрин.
Семейная легенда гласила, что у Стокманов не разрешалось громко смеяться или повышать голос. Сара помнила, как дедушка Стокман в воскресенье расчесывал бабушке волосы. Это было незадолго до ее смерти. Рашель Стокман уже лишилась речи. Она сидела за обеденным столом, на окнах висели пыльные портьеры, подоконники были голые, без цветов. Волосы у бабушки спутались, она плакала.
— У моей мамы был комплекс неполноценности, — сказал Ллойд. — Во мне он тоже есть, — сказал он, глядя на Айрин.
Лаура разложила по тарелкам ломтики яблок вперемежку с ломтиками сыра.
— Какой еще такой комплекс неполноценности? — спросила она. — Я и не знала, что у бабушки был комплекс неполноценности.
Она поставила тарелку на кухонный стол. Они с Сарой снова жили вместе в своей старой комнате. Только теперь им не хватало в стенном шкафу места для одежды и обуви. Мирти получила комнату Питера.
— Моей матери комплекс неполноценности достался от бабушки, которая была незаконнорожденной, — сказал Ллойд. — А я унаследовал от матери.
— Я и не знала, что в вашей семье были незаконнорожденные, — сказала Лаура. — Почему я раньше об этом не слыхала?
— В нашей семье об этом предпочитали помалкивать. — сказал Ллойд, — Если в присутствии матери заходил разговор на эту тему, она каменела. — Он взял ломтик яблока и посолил его.
— Я смотрю, это семейство куда интереснее, чем мне представлялось, — сказала Сара.
— Как гласит библия? Что грех отягощает четыре колена одной семьи. Я — третье поколение, — сказал Ллойд.
— Грех все еще сидит в нас, — сказала Сара.
— Отец Айрин не пожаловал к нам на свадьбу, поскольку не считал меня вполне достойной личностью, — сказал Ллойд. Он сел к столу.
— Не смеши, папа, — сказала Лаура. — Я уверена, что он считал тебя вполне достойным. Ты у нас — хороший. — Она обняла отца.