— Давай сюда! — крикнул Брюс, протягивая ей руку. Он втащил ее в кузов через задний борт.
— Стэнли нарочно это сделал, — сказала Сара.
Стэнли сидел за рулем. Она не сомневалась, что после той ночной истории в постели Мэрфи он считает ее дурочкой. Брюс обнял Сару одной рукой. Он был на два года моложе ее.
— Хорошо еще, что он тебе ногу не переехал, — сказал он.
Сара прижалась щекой к блестящему отвороту его смокинга. Она была с ним на танцах в тот вечер, когда какой-то шут гороховый, подавая машину задом, наехал ему на ногу. Брюс матерился истошным голосом и прыгал на одной ноге рядом с ее машиной. Она не знала, что делать, и потому повезла его домой к своим родителям. Отец стал надевать туфли, хотя она объяснила, что Брюс не хочет ехать в больницу.
— Номер машины хоть кто-нибудь запомнил? Нет, конечно, — Ллойд разозлился, дело происходило заполночь.
— Возьмите вон то кресло-каталку, но придерживайте его за спинку, — сказал Ллойду дежурный врач в палате неотложной помощи. — Эти старые деревянные кресла очень неустойчивы, чуть что — опрокидываются.
Ллойд придерживал кресло на колесах, пока Брюс усаживался. Брюс наклонился вперед, чтобы стянуть с себя носок, и тут Ллойд отпустил кресло. Сара сразу догадалась, что отец сделал это нарочно. Кресло повалилось на Брюса.
— Оплошал папаша. Виноват, — сказал Ллойд.
Фургон, накренившись, свернул за угол и, прибавив скорость, помчался по затененной стороне улицы. Перед домом теток машина затормозила. Все остались сидеть на своих местах. Мэтью прижался загорелой скулой к лауриной щеке, будто они позировали для снимка. Они рассмеялись и помахали тетушкам руками.
— Вы все очень симпатично выглядите! — крикнула Милдред, помахав им в ответ. Они с Маргарет сидели принаряженные на веранде в креслах-качалках.
— Мы вас любим! — крикнула Лаура.
Решетчатые стены веранды были увиты виноградом.
Казалось, решетка только и держится на длинных виноградных плетях. Две старые леди не поднялись со своих кресел-качалок. Все участники сцены замерли, только старушки слегка покачивались.
— Свадьба хорошо прошла? — спросила Милдред в то время, как Маргарет застегивала на себе кофту.
— Прекрасно, — ответила Лаура. — Кто-то даже написал: «Помогите!» у Мэтью на подметках.
— Все-таки надо было кого-то попросить, чтобы их подвезли на свадьбу, — сказала Лаура, когда фургон тронулся. — Почему мы этого не сделали?
— Если бы они хотели приехать, сами бы сообразили на чем добраться, — сказал Мэтью.
— Нет, это я виновата, — сказала Лаура с огорчением.
— Старикам лучше всего дома сидеть, — сказал Мэтью.
— Нам бы хоть выйти из машины и подняться на веранду, а не вопить с улицы, — сказала Лаура.
— Долго мы еще будем обсуждать этот вопрос? — спросил Мэтью с раздражением.
В хвост к ним пристроился старый красный «кадиллак» с двумя хвостовыми килями. Сара сфотографировала «кадиллак», когда из него замахали четыре руки. Руки принадлежали семейству Стокманов. Стокманы были их родней со стороны матери. «Кадиллак» следовал за ними через весь город и непрерывно сигналил, так что разговаривать было невозможно.
Отъехав семь миль от города, они свернули с магистрали на местную дорогу. Гравий забарабанил в днище машины. Запахло пылью. Вдалеке среди ровных полей одиноко стояла усадьба Стокманов, связанная с внешним миром электрическими и телефонными проводами. Фургон свернул во двор и остановился под зеленеющим дубом.
— Опять у вас телефон сломался? — спросила кого-то кузина.
Брюс выпрыгнул из кузова, взял Сару за талию и поставил на землю. День стоял теплый.
— Ух ты, какое платье на тебе шикарное, Лаура! — сказала кузина.
На Саре и Лауре были одинаковые льняные платья, с той только разницей, что Лаурино было цвета яичной скорлупы, а Сарино — салатного. Еще когда они были крохами, они требовали, чтобы их одевали и причесывали одинаково. Правда, Лаура носила очки.
— Смешно, что в наше время, когда человек может высадиться на Луне, к нему домой нельзя прозвониться по телефону, — сказал кто-то.
— В сельской местности телефоны не работают в среднем восемь-девять месяцев, — сказала Сара, чувствуя какую-то ужасную опустошенность.
В старом кирпичном доме было сумрачно и прохладно. Лаура стояла на свету у лестницы. Стояла неподвижно и очень симпатично смотрелась, прямо просилась в кадр.