— А еще я люблю хорошо прожаренное мясо, — сказал Чарльз.
— Да уж, если ты видел, как это мясо прыгало на копытцах, то его надо готовить на совесть, иначе в рот не полезет, — сказала Айрин.
Слава богу, что мать приготовила баранью ногу, и ей не пришло в голову подать жареных цыплят.
— Будь твоя мамочка на двадцать лет моложе, — сказал отец в тот вечер, — была бы у тебя соперница.
Сейчас, когда Ллойд отходил от стола, вытирая пальцы носовым платком, он начал ту же фразу: «Будь твоя мамочка на двадцать лет моложе…» Будь ее мать на двадцать лет моложе, выбрала бы она другую жизнь? Айрин никогда не жаловалась, что жизнь не удалась, но всегда стремилась к лучшему.
— Вот вы где! — сказала Айрин, входя в кухню.
Сэра посмотрела на буфет соснового дерева.
— Поесть захотелось, — объяснила она.
Сара посмотрела на мать. В платье грушевого цвета Айрин выглядела прекрасно.
— В столовой масса вкусных вещей, — сказала Айрин, как бы предлагая Саре отправиться туда.
Сара вспомнила снимок: мама на пляже в Делаваре. Она и Ллойд — молодожены. Мама в огромной шляпе и улыбается так, словно жизнь еще ни разу не щелкнула ее по носу.
— Нет, я побуду здесь, — сказала Сара и взяла крекер с анчоусом, хотя анчоусы терпеть не могла.
— Что случилось? — спросила Айрин.
— Я знаю: все уверены, что я страшно рада за Лауру, а я вовсе и не рада, — сказала Сара.
— На свадьбах люди всегда испытывают смешанные чувства, — сказала Айрин. — Попробуй сосредоточиться только на хорошем и добром.
— Нет во мне добрых чувств, — сказала Сара. Она отправила крекер в рот. — И не потому, что я их не хочу, просто нет и все.
— Я думаю, ты иногда все-таки сама себе создаешь дурное настроение, — сказала Айрин участливым тоном. — Ты об этом не задумывалась?
— Нет, не задумывалась, — сказала Сара.
— Я не хочу, чтобы ты всю жизнь чувствовала себя несчастной, как твоя бабушка, — сказала Айрин. — Я уверена, что она наслаждается своими страданиями.
— А хочешь знать, почему мне плохо?
— Нет, если для этого надо стоять на кухне и долго разговаривать, то не хочу, — сказала Айрин. Она взглянула на часы. — Бог ты мой! Мы тут прохлаждаемся на кухне, а за стеной веселье в разгаре.
Когда Саре было одиннадцать лет, она пыталась заставить себя не желать другим смерти. Несколько раз на дню она исповедывалась матери. От этих излияний ей становилось легче. Сначала Айрин прощала ее, но затем отдалилась от дочери.
— Когда появился Мэтью, — скачала Сара, — Лаура переменилась. Она отрастила ногти и стала носить туфли на шпильках.
— По-моему, ты ревнуешь, Сара. Мне за тебя стыдно, — сказала Айрин.
— Она не меня бросила, а от самой себя ушла, — сказала Сара.
— Я полагаю, что это естественно. Замужество — очень серьезное дело.
— Ну, если люди так меняются от замужества, то я лучше буду жить одна.
— Мне больно все это слышать, — сказала Айрин. — Я хочу, чтобы вы, девочки, были по-прежнему близки друг другу. У каждой из вас только одна сестра. — Она выглядела огорченной. — Мы с сестрами всегда мечтали отдыхать все вместе, вчетвером. Правда, так и не получалось.
— Еще не поздно, — сказала Сара, чувствуя жалость к матери. — Вы еще можете все вместе отравиться куда-нибудь отдохнуть.
— Где там… У каждой семья на руках, — сказала Айрин. Она потрогала пальцем веко. — Ладно, хватит. Заставь себя улыбнуться и пошли отсюда. У твоей сестры свадьба.
Саре захотелось, чтобы мать обняла ее, хотелось почувствовать себя прощенной. Мать ушла из кухни. Сара взглянула на обои, отклеившиеся от стены за плитой и на нее накатила злоба. Ей захотелось, не спрашивая разрешения матери, рвануть из этого городишки, чтобы испытать такие радости и муки, какие Айрин и не снились.
— Надеюсь, ты не сказала папе, куда мы собираемся? Или сказала? — шепотом спросила Лаура. У нее под рукой стояла чаша с пуншем.
— Конечно, не сказала, — ответила Сара, наливая себе пунш в бокал.
— Спасибо за прекрасную службу, святой отец, — сказала Лаура.
— А я думала, что в этой чаше имбирный эль, — сказала жена священника.
Сара взяла в руки фотокамеру и повернулась к ней.
— Скажите «сы-ы-ыр».