Но ни одной женщине я себя сожрать не позволю.
Моя бедная старушка мать — она умерла, успев отхватить от меня огромный кус. Я тогда был в армии, но, насколько мне известно, последние ее слова были: «Познакомьте Фредди с Элеонор Фарбштейн». Представляете, какая сила духа была у этой женщины? Включила-таки меня в завещание. Сестру мою она оставила рекламщику и спецу по кулинарии, со стрижкой ежиком. Папу она оставила на сострадающих тетушек, а меня, ее ценнейшее приобретение, лучший шмат мяса в холодильнике ее сердца, она оставила Элеонор Фарбштейн.
Кстати, Дотти сама сказала:
— Фредди, ни один из парней, с которыми я встречалась, не уделял мне столько внимания. Ты всегда рядом. Я знаю, что, если мне одиноко или тоскливо, достаточно тебе позвонить, и ты бросишь все дела и встретишься со мной в городе. Не думай, что я этого не ценю.
Но, по правде говоря, дел у меня было немного. Мой зять мог бы устроить так, чтобы я катался как сыр в масле, но он делал вид, что я специалист только по изысканным рекламным текстам, которые требуются редко и то только благодаря ему. Поэтому я мог отдавать свой ум, энергию и внимание евреям в новостях, то есть «Morgenlicht», «утренней газете, которая выходит ночью».
Так мы дошли до конца. Дот искренне верила, что мы выиграем. Даже меня почти убедила. Шесть недель мы пили горячий шоколад и «отвертку» и мечтали об этом.
Мы выиграли.
Как-то посреди недели в девять утра раздался телефонный звонок.
— Восстань, свети[11], Фредерик П. Симс! Мы победили! Видишь, если ты по-настоящему стараешься, у тебя все получается.
Она ушла с работы в полдень, мы с ней встретились за обедом в уличном кафе в Виллидж, сияя улыбками и лопаясь от гордости. Мы отлично поели, и я выслушал дальнейшую информацию, о части из которой я подозревал.
Все делалось от ее имени. Естественно, что-то причиталось ее маме. Она помогала с переводом, потому что Дотти плохо знала идиш (не говоря уж о том, что надо обеспечить маме старость); ночью они на семейном совете решили, что необходимо послать немного денег их старенькой тете Лизе, которая выбралась из Европы за полтора часа до того, как границы закрыли навсегда, и теперь обитала в Торонто среди чужих людей, да к тому же практически выжила из ума.
Путешествие в Израиль и три европейские столицы было на двоих (2). Нужно было жениться. Если среди наших документов не будет подтверждающего законность наших отношений, она поплывет одна. Прежде чем я успел все подытожить, она воскликнула: «Ой! Меня мама ждет у „Лорда энд Тейлора“[12]». И была такова.
Я в тоске закурил свою давно не чищенную трубку и стал обдумывать ситуацию.
А тем временем в другой части города колеса крутились, прессы гудели, и на следующий день все факты были изложены справа налево на первой странице «Моргенлихт», там, где указаны все сведения о редакции.
!алидебоп намрессаВ иттоД
ытевто есв теанз анилкурБ зи акшувеД
Ниже был помещен снимок — мы с Дотти обедаем, — и я вспомнил о вспышке, осветившей за день до этого рисовый пудинг, когда я сидел, стряхивая с себя осколки разбившихся скромных надежд.
Я послал Дотти открытку. С текстом «Так не пойдет».
На последнем этапе возникли сложности, поскольку правительство Израиля не выражало желания допускать ввоз в страну долларовых банкнот, которые и должны были сделать путешествие исполненным небывалого великолепия. В этом прибежище космополитов доллару предлагалось отказаться от роли американской игрушки, дарующей наслаждения, и стать орудием в пресвитерианском понимании этого слова.
Через две недели пришли письма из заграницы, в которых содержалась эта информация, а также снимки Дотти, улыбающейся в кибуце, скорбно прислонившейся к Стене Плача, сочащейся елеем в апельсиновой роще.
Я решил на пару месяцев пойти на работу в агентство — сочинять вот такие подписи к фотографиям настоящих мужчин:
Это Билл Фиари. Вот кто сможет доставить вам __ тонн удобрения «Красная этикетка». Он знает Средний Запад. Он знает, что вам нужно. Зовите его просто Биллом и звоните ему прямо сейчас.
Я был опрятен и кареглаз, простодушен и проворен, обижался на придир-коллег, опирался на порядочность и шел вверх.
Тощие голенастые девчонки, добравшиеся до Нью-Йорка трактором, тоже шли вверх, через чистилище мужской жадности к Раю Шлюх, Дворцу Благосостояния.
12
«Лорд энд Тейлор» — сеть американских универмагов, в которые в пятидесятых годах ходили в основном состоятельные женщины.