Я опускаюсь к нему, всё ещё разгорячённая яростью, и приближаю рот к его уху.
— Надеюсь, что каждый раз, когда ты почувствуешь боль от сегодняшних побоев, ты будешь вспоминать о своих проступках. Ты можешь винить только себя и должен помнить, что сегодня Татума проявила милосердие, — я с шипением произношу последние слова и выпрямляюсь.
— Убирайся, — говорю я и наблюдаю, как он пытается добраться до двери, скорчившись от боли.
Я сажусь на подоконник и уделяю время тому, чтобы зафиксировать в памяти каждую деталь того, что сейчас произошло. Широкая, дикая ухмылка на моём лице, я наслаждаюсь триумфом, превращая Кассия в хнычущую развалину. Я чувствую гордость от моей победы. Я делаю это сейчас, потому что знаю, проведу месяц в постели, восстанавливаясь, когда мать узнает, что только что произошло. Это, безусловно, худшее, что я когда-либо делала.
И это потрясающе.
Свет костра угасает, дым заполняет небо, а я думаю о Кедрике и Оландоне, и о близнецах. Мне не следовало быть такой жесткой с моим братом. Было слишком просто впасть в обиду, потому что его растили совсем иначе, нежели меня. Я надеялась, что он простит меня за суровые слова. Хотя они были правдой, они подпитывались моей горечью и разочарованием от расстояния между мной и Кедриком.
Я слышу ритмичный звук марширующих шагов по коридору. Вставая, я запираю свою победу в дальней части своего разума.
Элита сопровождает меня в дальнюю башню, где располагается Комната пыток. Шепот двора следует за мной по коридору. Я прохожу мимо Блейна, сетующее усмехающегося делегата, и вижу, что он с интересом наблюдает за шоу.
Никто из придворных не спрашивает, что происходит, потому что все знают. Я не достаточно глупа, чтобы считать свои побои секретом. Сопровождение в уединенную комнату пыток моей матери, за которыми следуют недели без моего присутствия в столовой или прихрамывающая походка в течение нескольких дней. Каждый человек здесь знал, что их правительница творит со своим ребёнком, и никто из них не пошевелил и пальцем. Странно, это единственное, за что я не могу их винить. Общество в Осолисе полностью управляется Татум, и так было всегда. Сомневаться в человеке, который носит этот титул, больше чем измена, это стыд и бесчестья для тебя и твоей семьи. И это не забываются никогда. Не уверенна, что я бы рискнула этим, находясь на их месте.
Ужас заполняет пространство под моими рёбрами. Один из Элиты толкает меня вперёд. Я спотыкаюсь и останавливаюсь под смотровым балконом, где сидит мать. Кассия нет.
— Я видела Кассия, — начинает она, голосом, лишённым всякой теплоты и человечности.
Я никогда раньше не слышала, чтобы она использовала именно такой тон. Она настолько лишена эмоций, что я почти отступаю назад. Я не могу представить, каким было бы её выражение лица, но её голос — чистое зло.
Она рассматривает свою протянутую руку.
— Можешь быть уверена, я выясню, как ты смогла победить опытного мужчину вдвое больше тебя.
Страх пронзает меня насквозь. Я подвергла Аквина и Оландона огромной опасности. Я даже не подумала об этом. Мой разум мечется в поисках разумного объяснения, но ничего не звучит убедительно. Я вполуха слушаю, как она продолжает угрожать. Я не могу позволить ей навредить им.
— Я была вполне счастлива, позволить тебе разрушить свою репутацию, продолжая свои отношения с дикарём Брумой. Но избиение моего возлюбленного брата. Твоего собственного дяди. Ты отвратительна, хуже, чем животное. Практически, хуже, чем Брума, — она делает паузу, постукивая пальцами по трону.
В комнате так тихо. Обычно кто-то из Элиты шаркает, перекладывает меч из руки в руку, хихикает. Но все остаются в напряжении, распространяющемся от Татум.
— Скоро я позволю моим стражникам избить тебя до полусмерти. После этого тебя заберут в пятую ротацию, где ты будешь жить до конца своей неблагодарной жизни. Ты потеряла свой статус Татумы. Он перейдёт к Оландону. Я знаю, что он хотя бы не выставит из себя посмешище. Его можно выдрессировать.
Моё сердце начинает стучать в ушах, пока я обдумываю то, что она говорит.
Я никогда снова не увижу Оландона, Аквина или близнецов. Я не смогу предупредить моего брата или Аквина об угрозе. Что будет с матроной или моими сиротами? Как они получат достаточное количество еды? Мои мечты потерпели крах. Я никогда больше не увижу Кедрика.
Рука матери поднимается, подавая сигнал стражникам. Я могу слышать скрип кожи позади себя, Элита готовится шагнуть вперёд.
Я в отчаянии. Я хватаюсь за единственную идею, которая у меня есть.