Хотя моя истинная причина не идти — избежать танца с Джованом, но ношение откровенного платья меня тоже слегка беспокоит. Я цепляюсь за это оправдания.
— Спасибо, но я буду чувствовать себя уязвимо.
— У тебя отличная грудь и прекрасная фигура. Тебе не о чем беспокоится, — вспыхивает Джеки.
Могу сказать, что она начинает немного злиться, но я не собираюсь поддаваться давлению или колебаниям. Я заставляю себя не прикрывать грудь, пока все смотрят на неё. Я бормочу оправдание, что хочу пойти в туалет, чтобы сбежать от давления.
Слуга проводит меня в ванную, и я не тороплюсь покинуть её, не испытывая никакой потребности в удобствах, кроме как использовать их в качестве предлога. Я сажусь на край ванны, под ней в каменном круге лежат бусины Пиопа для подогрева. Одно из изобретений Аднана. Мой взгляд исследует комнату. За ширмой над камерным горшком находится сиденье. Оно гораздо красивее, чем то, которое я использую в замке.
Я хмуро смотрю на мерцающий свет в дальнем углу комнаты, и моё сердце замирает, когда я понимаю, что это такое.
Там над большой неглубокой чашей для мытья висит зеркало. Я знаю, что это зеркало, хотя никогда в жизни не видела его. Блестящее стекло заполняет раму, и я вижу маленькое окно в дальнем конце комнаты, отраженное на его поверхности. Я трепещу, когда мой разум постигает предоставленную мне возможность. После секундного колебания я встаю и делаю шаг к нему.
Мои руки задерживаются у края вуали. Я играю с тканью, и мой взгляд становится пустым, когда я прислушиваюсь, как страх борется за контроль. Мои руки трясутся. Страх победил. Я опускаю руки по бокам и отворачиваю голову. Я не могу сделать этого.
Раздается стук в дверь.
— Олина. Ты в порядке? — я слышу приглушенный голос Фионы по другую сторону.
— Да. Просто поправляю вуаль, — говорю я, направившись к двери, полагаясь на то, что её уход от этой темы спасёт меня от лишних вопросов.
Я открываю дверь и выхожу.
— Ох, — её щеки краснеют. — Я подумала, что ты можешь попытаться сбежать от наших попыток убедить тебя пойти на завтрашний вечер.
Я убедительно смеюсь.
— И это вполне возможно.
Дамы продолжают общаться, и день постепенно подходит к вечеру. Больше никакого упоминания о моём присутствии на балу. Иногда я присоединяюсь, но не могу перестать думать о зеркале. Каждый раз, когда я это делаю, гнев грозится разорвать меня. Что за трусиха! Не важно, как далеко я нахожусь от матери, она всё ещё может контролировать меня. Я сжимаю кулака, представляя, как она смеётся надо мной со своего балкона в комнате пыток.
Я так далеко от неё, как никогда в жизни, но я всё ещё в её тюрьме.
ГЛАВА 27
За завтраком женщины всё также взволнованы. Я вообще не знаю, зачем они здесь. Не похоже, чтобы они что-то ели. Может быть, это традиция. Я не собираюсь идти на бал, так что выбираю по обыкновению себе грушу и сажусь наблюдать за их странным поведением.
Нежная Фиона огрызается на Санджея, когда он дразнит её на счёт того, что она не ест, и начинает рассказывать обо всех приготовлениях, которые она должна сделать до начала бала. Я думаю, что они проголодаются, но не смею ничего сказать. Бал начинается во второй половине дня, и завтрак — это единственная трапеза, которое подаётся до него. Я усмехаюсь, глядя на широко распахнутые глаза мужчин. Все женщины одновременно встают. У них, наверное, имеется какой-то способ определения времени, о котором я не знаю.
Я задерживаюсь с делегатами, с удовольствием слушая их разговоры о своих женах.
— Говорю тебе, Аднан. Не женись, — со стоном говорит Роман.
Я открыто хихикаю над его отчаянием, и Санджей поворачивается ко мне и пригвождает меня пристальным взглядом.
— И почему ты не идёшь делать маникюр и укладывать волосы, или что они там делают? — говорит он.
Я пожимаю плечом, не желая ввязываться в это. Я удивлена, что они ещё не знают.
Санджей мрачно хмыкает.
— Как будто нам есть дело до этого дерьма. Пока Фиона в платье, в котором я могу видеть практически всё, я счастлив.
Я улыбаюсь, сегодня ночью Санджей действительно будет счастливым мужчиной.
— Но не забудьте, что вы должны упомянуть все те вещи, которые они сделали, иначе они рассердятся, и не будет смысла видеть «почти всё», потому что вам не позволят рассмотреть остальное, — говорит Роман.
Я хихикаю, когда другие мужчины хмыкают и кивают в знак мрачного согласия.
Я обхожу вокруг стола и сажусь рядом с Аднаном.