Так вот почему я носила вуаль всю свою жизнь. Так и должно быть. На моём лице нет ничего неправильного, кроме этого. Любой, кто увидел бы меня в Осолисе, узнал бы об этом. Я зажмуриваюсь, испытывая облегчение, когда оскорбительные голубые глаза исчезают из моего поля зрения. На самом деле я ничего не знаю о времени, связанном с моим рождением, только то, что мне рассказали. Очевидно, ложь.
Либо моя мать не была моей матерью, либо мой отец не был моим отцом. Или это может быть какой-то странный врождённый дефект? Мысль о Татум, взявшей ребёнка, который не был её, была такой же нелепой, как и мысль о том, что у неё был секс с Брумой. Возможные варианты нагромождаются друг на друга в моём сознании, накапливаясь и раздавливая меня под собой. За мгновение до того, как потерять контроль, я упираюсь руками в стену и сосредотачиваюсь на каменной текстуре под ними.
Были ли Оландон и близнецы моими братьями? Был ли у меня кто-то в этом мире? Не удивительно, что Король отреагировал с таким ужасом. Моя мать обманывала два мира, держа это в тайне. Народ не поддержит это.
Я снова открываю глаза, и моё дыхание становится прерывистым. Я больше не могу смотреть на это зрелище, сокрушающее сердце. Я опускаю вуаль и, спотыкаясь, отступаю назад. Бортик ванны упирается мне под колени, и я подаюсь вперёд, чтобы не упасть. Раскинув руки в стороны, я врезаюсь в зеркало, и громкий треск пронзает ванную комнату, как нож.
Я стою на коленях, упершись руками в пол, когда распахивается дверь. Группа моих стражников врывается в дверь и опускается рядом со мной.
Фиона проталкивается через них.
Мой язык тяжёлый и онемевший.
— Мне жаль, — глубоким голосом говорю я.
Фиона останавливает меня и заставляет встать, чтобы осмотреть мои руки и ноги. У меня порезы на всех предплечьях, от того, что я пыталась защитить лицо. Дамы восклицают по этому поводу и велят стражникам спустить меня в гостиную, где они смогут вытащить стекло. Проблема в том, что мои ноги трясутся слишком сильно, чтобы идти.
Старший стражник, который никогда не теряет своего профессионализма, поднимает меня на руки и относит вниз по лестнице. Дамы воркуют надо мной, я таращусь и молчу, пока они промывают мне руки. Несколько раз они пытаются вовлечь меня в беседу и по их голосам и взглядам, которыми они обмениваются, я знаю, что моя реакция беспокоит их.
Я прилагаю усилия, чтобы успокоить их, чтобы они не вникали в суть происшествия больше, чем мне хотелось бы. Я не хочу, чтобы они известили своих мужей, и этот инцидент каким-то образом дошёл до Короля. Он догадается, что я увидела своё лицо. Впервые заговорив, я вру им о том, как мой брат порезал лицо стеклом и как меня травмировал этот эпизод. Звон разбитого стекла вернул меня в прошлое. Это застало меня врасплох.
Я прошу о возвращении в замок для отдыха. Когда Фиона начинает извиняться за мои повреждения, я прерываю её объятием. Я также обнимаю Джеки и Сандру, удивив их. Мне нужно утешение, потому что, пока Фиона промывала мою рану, мне пришла в голову поразительная мысль.
Мы начинаем подниматься обратно в замок, зажатые между нашими стражниками, и я теряюсь в собственных мыслях.
Я полагала, что это моя мать разжигала вражду с Гласиумом, но теперь я задумалась, не было ли у Джована своих собственных планов. В целом я была о нём хорошего мнения. Он мог быть высокомерным, но я знала, что это объясняется его положением, необходимостью доказывать свою значимость, невзирая на возраст, и, возможно, более чем справедливой долей горя. Когда я была рядом с ним, я не думала, что он по своей природе злой, как моя мать. На самом деле, я начала ожидать наших бесед. Но что если он использовал меня? Я знала, что, в конечном итоге, меня будут использовать тем или иным образом. Для получения информации или в качестве заложника. Хотя вероятность этого с каждым днём становилась всё меньше. Зачем ему узнавать человека, которого он собирался пытать? Я ожидала, что меня будут использовать, таким образом, но теперь у него в рукаве находился туз, что было гораздо эффективнее. Шантаж, анархия или насмешки. Возможности были безграничны. Кто последует за Татум с ребёнком-Брумой? Я помню, как недавно он солгал мне, что не получил ответа от моей матери. Если бы до этого меня спросили, способен ли он использовать меня таким образом, я бы ответила «нет». Теперь я не была так уверена. Если он скрывал это, то, что ещё он мог скрывать?
Мы входим в замок, но нас перехватывает моя любимица.
— Прошу прощения, Татума. Могу ли я поговорить с вами? — спрашивает Арла.
— Нет, — говорю я и продолжаю идти.