— Осолис — горячий, полный пламени, и Гласиум — холодный. Мы делимся своим жаром с Гласиумом, а он делится своим холодом с нами.
Я останавливаюсь, чтобы ответить Оберону, когда он спрашивает, что такое холод.
— Оба наших мира вращаются, но Гласиум движется в эту сторону, а мы движемся в другую.
Я демонстрирую, вращая Гласиум влево, а Осолис вправо.
Я отталкиваю приближающуюся ручку Очаве.
— Кусочек пирога, который находится ближе всего к другому миру, называется первой ротацией. Следующий кусочек пирога — вторая, — я продолжаю нумеровать куски пирога Осолиса по часовой стрелке, пока не дохожу до номера шесть. — Сейчас мы здесь, во второй.
Я снова указываю на второй кусок и даю каждому по ложке из него.
— Когда наш мир поворачивается, мы перемещаемся на следующую ротацию, — я снова поворачиваю пирог и указываю на кусок с двумя укусами, который теперь находится дальше. — Скоро мы будем здесь. Какой это номер?
— Дри, — отвечает Оберон.
— Да, три. Запомните, Гласиум холодный, и Осолис горячий. Когда мы двигаемся от их холода, наш собственный мир становится горячее.
Я двигаю пирог на следующую позицию и смотрю на Оберона.
— Четыре, — говорит он.
Я киваю.
— Когда мы добираемся до номера четыре, мы так далеко от Гласиума, и тут очень жарко, земля опустошена огнём, и мы не можем там жить.
— Где нам тогда жить? — спрашивает Очаве с волнением в голосе.
Близнецы раньше совершали переход из третьей в первую ротацию, но они были слишком малы, чтобы помнить об этом.
— Мы снова отправляемся в путь к первой, где находится ещё один дворец. На Осолисе есть две королевские ротации. Поэтому когда одна из них оказывается в четвёртой, мы можем жить в другой.
Я даю им по ложке от того куска, который сейчас ближе всего к пирогу Гласиума.
— Почему мы не падаем, когда пирог вращается? — спрашивает Оберон.
Я сдерживаю смешок.
— Требуется много времени, целых шесть месяцев, чтобы переместиться с одного номера на другой, и три года, чтобы наш мир полностью переместился по кругу, — я делаю полный круг пирогом. — Это очень медленно, чтобы упасть.
Очаве вернулся к наблюдению за стражниками, потеряв интерес к обучению.
— А что на счёт этих кусочков, — спрашивает Оберон.
— Это пятая, — отвечаю я, указывая на кусок. — Всего несколько человек остаются там, они тушат пожары и восстанавливают дома. Там тяжело жить после ущерба, нанесенного четвёртой ротацией. В основном мы оставляем всё как есть, чтобы растения могли восстановиться. Последняя ротация — шестая, и здесь мы выращиваем нашу еду, так как каждая ротация проходит через неё, чтобы все были накормлены.
Оберон кивает, держа ручку на своём подбородке. Я отворачиваюсь от вида того, что он так серьёзно обдумывает информацию.
— Мы не перемещаемся в четвёртую, пятую или шестую, — уточняет он.
Я киваю, весьма гордясь его умом.
— Да, в первой, второй и третьей безопаснее.
На протяжении получаса мы наблюдаем, как стражники оттачивают свои защитные манёвры. Вскоре один из близнецов устаёт психически, а другой — физически. Я возвращаю их в детскую, уже составляя список ошибок, которые я увидела во время сегодняшнего спарринга стражников на мечах. Я обсужу их с Оландоном, он всегда был рад моему мнению.
ГЛАВА 02
Я должна предупредить Кедрика, что он ведёт себя крайне очевидно. Он слишком часто смотрит на меня во время полуденной трапезы. Каждый, кто проявит бдительность, увидит это, а я знаю, что двор уделяет особое внимание среднему кругу. О чём ещё они будут говорить весь день?
— Мы не встречаемся сегодня днём, Татум Аванна, — говорит Кедрик моей матери. Громко.
Я почти смеюсь от его грубого способа сказать мне, что он свободен сегодня днём. Я достаточно близко, чтобы увидеть, как поднимаются брови моей матери, до того, как она сглаживает своё выражение лица. Меня всегда напрягает, когда она с ним разговаривает.
— Как обсуждали ранее, Принц Кедрик, — говорит она. Её голос мог бы заморозить четвёртую ротацию.
Из-за ближайшего к нашему кругу стола раздаётся несколько смешков. Я скриплю зубами. Она уже много раз оскорбляла его. А он никогда не замечает её пренебрежения, что очень забавляет придворных. Хотела бы я быть достаточно смелой, чтобы рискнуть её гневом и защитить его.
Двор разрывается от шепота, и у меня нет сомнений о предмете сплетен. Они напоминают мне ящериц Теллио, которые питаются упавшими ветками Каура. Яд в их пасти — единственное известное вещество, способное разрушить непробиваемую древесину. Окружающие меня бестолковые, глупые люди больше заботятся о сплетнях и своих волосах, чем друг о друге. Они отравляют.
Мы встречаемся снаружи дворцовых стен, и я решаю взять его с собой на старое озеро. Сегодня днём меня ожидают в приюте, но матрона отлично справится без меня. Кедрик убегает от Малира и Рона, крупных делегатов, которые обычно везде следуют за ним, и мне нужно убедиться, что за мной не следят. Он будет в моём распоряжении весь день.
Когда мы обходим деревню и оставляем её позади, я всё больше осознаю, как близко он находится. Тонкие волоски на моих руках поднимаются каждый раз, когда он касается рукой моей мантии. Это происходит так часто, что я задумываюсь, не делает ли он это намеренно.
Он коротает время, рассказывая мне истории о своей семье. Я уже знаю, что у него есть младший брат, Ашон, и, конечно, его старший брат — Король Гласиума. Он смешит меня, рассказывая о выходках Ашона. Кедрику очень нравится его старший брат, хотя истории, которые он рассказывает, заставляют меня задуматься, почему. Он создаёт впечатление безжалостного и несгибаемого мужчины.
Кедрик берёт меня за руку. Я поднимаю глаза, слышу его смех и понимаю, что он задал мне вопрос.
— Извини, — бормочу я, отдёргивая руку.
— Где ты только что была? — спрашивает он.
Это одна из его черт, к которой я никак не могу привыкнуть. Я не люблю делиться своими мыслями.
— Сколько лет твоему брату? — спрашиваю я.
— Моему брату двадцать два, почти двадцать три, — отвечает Кедрик, срывая кончик пожелтевшей травы.
Похоже, уже наступает пора собирать урожай для жилищ.
— Для твоих семнадцати лет он, наверное, кажется старым.
— Это не так, — огрызаюсь я.
Он усмехается, и я слишком поздно понимаю, что он дразнил меня. Это другая его черта, к которой я не могу привыкнуть.
Он смеётся и подталкивает моё плечо локтем.
— Знаю, знаю. Тебе почти восемнадцать, — говорит он и резко перестаёт улыбаться. — Хотел бы я быть здесь в твой день рождения, — он выбрасывает травинку. — Он наступит вскоре после того, как я уеду.
Лёгкий ветерок колышет мою вуаль вдоль ключиц, скрытых серой мантией. Я поднимаю руку, чтобы удержать её на месте. Почему он должен быть здесь на мой день рождения? Это такой же день, как и остальные.
— Пройдёт два года, — говорит он, меняя тему и качая головой.
Я понимаю, что он имеет в виду.
— Только если меня выберут для делегации в твой мир, — говорю я.