— Как могла твоя мать обращаться со своими людьми подобным образом?
Я слышу яростный вопрос Джована и стараюсь как можно лучше сдержать свою ревность. Это совершенно новый для меня опыт. Ещё чуть-чуть и мне станет плохо.
— Я не знаю, — вполголоса отвечаю я.
Его пальцы лежат рядом с моими, чуть касаясь боковой стороны моей руки. Надеюсь, Арла видит это.
— Это не твоя вина. Ты не могла знать. Это на совести твоей матери, — продолжает он.
Он прав. Я отчасти понимаю, что то, что он сказал, правда. Даже если бы я знала, что она делает, любая попытка остановить её привела бы к моей казни.
— А у этой тети Джайн была информация о твоём отце? — спрашивает он.
— Не много, — признаю я. — Только то, что он был хорошим певцом. Ландон сказал, что она часто теряла нить своих мыслей. Он подумал, что её могли сильно пытать. Сказал, что на её руках были шрамы.
Джован безразлично осматривает рукоять своего меча.
— С тех пор как ты вернулась, я ожидал, что ты будешь ежедневно проверять мои архивы.
Я коротко смеюсь.
— С таким количеством свободного времени?
Он с усмешкой соглашается, отталкиваясь от стены.
Я дважды проверяю, чтобы убедиться, что пространство свободно. Члены ассамблеи всегда обходят Короля стороной, возможно, это следствие его длительной самоизоляции.
— Джован... Я знаю, что у тебя проблемы с моим братом. Но не мог бы он поискать в архивах вместо меня? — спрашиваю я. — У него будут строгие указания.
— Дело не в том, что он мне не нравится, Олина. Дело в том, что он волком смотрит на меня каждый раз, когда я смотрю на тебя, — говорит он. — Что происходит очень часто.
В его тоне звучит раздражённое веселье. Неохотная улыбка расползается по моему лицу. Может быть, это потому, что он указал на это раньше, но внезапно звук моего имени на его губах заставляет мой желудок сжиматься.
— Ты прав.
— Конечно, — говорит он. — Насчёт чего?
— Что? — спрашиваю я.
Он бросает на меня странный взгляд.
— Ты сказала "ты прав", я спросил насчёт чего?
Я замираю. Вени, я сказала это вслух? Я открываю рот, чтобы соврать, но скрипучее хихиканье Арлы останавливает меня. Мой рот захлопывается. Я знаю, что это мелочно. Это должно быть ниже меня. Но я не могу видеть Джована с ней. Возможно, ни с кем. Пока я не покину Гласиум и без шансов на возвращение. Он заслуживает счастливой жизни, но мне невыносимо видеть это.
Я делаю глубокий вдох, зная, что я ужасный человек, раз поощряю это.
— Мне тоже нравится слышать, как ты произносишь моё имя, — говорю я.
Я почти бегу к своему месту за столом у трона, прикладывая обе руки к щекам, чтобы охладить их. О чём я думала? И, что более важно, о чём он думает теперь? Я не стала ждать, чтобы оценить его реакцию или услышать его ответ. Почему я так поступила?
Замечания Оландона прошлой ночью должны были подточить мою решимость в отношении Джована. На самом деле всё было наоборот. Весь день какая-то часть меня тосковала по нему. Прислониться к нему ненадолго и поделиться своими проблемами. Я плотно зажмуриваю глаза, чувствуя, как меня захлёстывает чувство вины. Никто не сказал мне, что эти чувства будут такими непоколебимыми и постоянными. Ни мать, ни тётя, ни друг никогда не показывали мне силу такой заботы.
Я не хочу, чтобы то, что я чувствую к Джовану, прекратилось. А должна.
* * *
Я снова перекатываюсь на другой бок, потом на спину. Это смешно. А, может, и нет. Думаю, бессонная ночь оправдана, учитывая, что завтра я навсегда изменю ход своей жизни.
В мою дверь стучат. Я тянусь за вуалью, сажусь в кровати, когда дверь со скрипом открывается. Головорезы не стучат. Это один из стражников?
— Ты не спишь? — спрашивает Джован, прикрывая за собой дверь.
— Ты постучал, — вздыхаю я. — Я знала, что ты умеешь стучать!
Мой единственный ответ — тишина. Почему у меня такое чувство, что он сдерживает смех?
— Я подумал, что ты можешь всё ещё быть на ногах, — говорит он, садясь на край моей кровати.
— Что думают стражники, когда ты поднимаешься сюда? — спрашиваю я.
Я запихиваю вуаль обратно под подушку.
Он пожимает огромными плечами.
— Я заставляю своих дозорных спуститься вниз и отдаю им приказ провести осмотр замка.
Я откидываюсь назад и прислоняюсь к плюшевым, тёплым подушкам.
— Ты не беспокоишься, что они станут болтать?
Он не удостаивает меня ответом. Я щурю глаза, когда мне приходит в голову другая мысль.
— Ты ведь здесь не для того, чтобы проверить, не сбежала ли я?
Он снимает ботинки и придвигается ко мне, садясь в такую же позу у стены. Я задерживаю дыхание, сердце учащается от его близости. Я приветствую чувство тоски, поднимающееся внутри меня.
— Ты бы поверила, если бы я сказал, что эта мысль не приходила мне в голову?
Он поворачивается ко мне в темноте.
— Нет.
Он смеётся.
— Одно из лучших качеств, которыми ты обладаешь, это желание быть самой сильной личностью.
Мне предательски приятно слышать его слова.
Он сгибает одно колено, опираясь на него одной мощной рукой.
— Когда ты поняла, что бегство — это потенциальная слабость, ты избавилась от неё. Это было очень впечатляюще. Хотел бы я, чтобы мои советники могли так же.
Мы замолкаем, и я тем временем перебираю в уме его замечания. Точнее, в половине своих мыслей. Другая половина наблюдает за его рукой, лежащей ладонью вверх между нами. Хочет ли он, чтобы я взяла её? А что, если нет, и я положу свою руку туда, и тогда он почувствует, что должен держать её?
— Значит, всё пропало? Моя слабость? — нахмурившись, спрашиваю я.
— Могут ли шрамы твоего детства когда-либо по-настоящему пропасть? — он прочищает горло. — Я знаю, что мои, нет. Ты избавилась от побегов, только чтобы найти другой способ справиться с ситуацией? Или, что ещё хуже, будешь держать это в себе, пока это не изменит тебя?
Он сглатывает, а я едва дышу. Что-то внутри меня ломается. Не потому, что он описывает моё будущее. Я знаю, что никогда не стану своей матерью. А потому, что он говорит о себе.
— Ты говоришь так, словно знаешь, — говорю я.
Он делает медленный выдох.
— После смерти матери и отца, я поступал точно так же. Я не сбегал. Не в прямом смысле. Хотя, замкнувшись в себе, я, по сути, так и сделал. Я всегда был одиноким, но не затворником. Я получил королевство и усердно управлял им в течение этого времени. Но вдали от этих обязанностей... Я мало кого мог выносить, кроме Кедрика, Роско и тех, кто был близок к моему отцу.
Я знаю, что Блейн один из таких людей. Моё сердце замирает от того, как прочно этот скользкий предатель укоренился в прошлом Джована. Как он воспользовался былым горем Джована, чтобы добиться благосклонности Короля. Как я смогу заставить Джована прислушаться?
Джован сжимает руку.
— Это происходило так постепенно, что я не замечал, что меняюсь, или не хотел замечать. Никто не осмеливался сказать мне об этом, потому что я был Королём. Лишь недавно я начал видеть свою жизнь такой, какой она стала. Я снова начал чувствовать связь со своим народом, — говорит он.
Я смотрю на его руку между нами и кладу свою на его ладонь. Он закрывает глаза, и призрак улыбки озаряет его лицо. Его пальцы заключают мои собственные в тёплые объятия.