— Четверть? — мягко говорит Джован. — Мне нужны эти люди.
На мгновение он отступает.
— Хорошо, — говорит он, хмуря брови. — Потребуется время, чтобы новости дошли до оставшихся повстанцев в Третьем и Пятом Секторах. Я даю пятую часть Дозора для этой задачи. Я хочу, чтобы численность была направлена на Шестой и на Второй сектора. Если битва не потребует такой численности, я отправлю людей обратно. Мастерство Солати в группах не имеет себе равных. Согласно последнему донесению Ире, их численность составляет двести человек. Обычно мы допускаем по пять человек на Солати. Я не пойду туда меньше, чем с четырьмя.
Он поворачивается к Малиру.
— Отдай приказ: все трудоспособные мужчины должны быть готовы к выходу на Великий Подъём с первыми лучами солнца. Я хочу немедленно задействовать кавалерию.
Малир кланяется и спешит выйти из комнаты.
— Где было предупреждение от наших чёртовых разведчиков? — рычит Джован. Он поворачивается к Терку. — Я хочу, чтобы было объявлено, что все женщины и дети ассамблеи должны оставаться в замке, начиная со следующих трёх часов.
Власть Джована исходит от каждого его движения. Он в полной мере ощущает себя Королём, отдавая приказы своим подданным.
— Что насчёт женщин и детей стражников? — спрашивает Джак.
— Их нужно будет отобрать из того количества, которое осталось, — говорит Король.
— Я боюсь, этого недостаточно, — тревожится Драммонд.
— Придётся обойтись, — грубо отвечает Джован и поворачивается ко мне. — Олина, с чем мы столкнёмся?
Оландон замирает рядом со мной, и я тоже напрягаюсь. Я знаю, о чём думает мой брат. Должна ли я, как Татума надвигающейся армии, помогать своему врагу? Я разрываюсь между преданностью Осолису и тем, что считаю правильным: сорвать войну моей матери. Молчание нагнетается. Я знаю многих из тех, кого он собирается убить, это мои люди. Но они привели эту ненужную войну на порог Гласиума, и здесь тоже есть люди, которые мне дороги. Я напоминаю себе о своём общем плане, и дальнейшие действия становятся ясными.
— Они могут использовать любое количество стратегий, — начинаю я. — Однако у нас есть определённые стратегические планы сражений. Полагаю, вам они известны?
— Невероятно, — говорит Оландон, вставая.
Я повышаю голос:
— Ты хочешь что-то сказать, брат? — спрашиваю я.
Его трясёт от ярости, и я сомневаюсь, сможет ли он подобрать слова.
— Ты собираешься помочь им убить наших людей? — недоверчиво говорит он.
У меня нет времени, чтобы помочь ему понять, как я это обычно делаю. Я позволяю льду наполнить мои вены, и голос незнакомки, жёсткий и непреклонный, вырывается из моего рта:
— Тебе лучше остыть — говорю я.
Он держит мой взгляд. Я читаю в нём растерянность и гнев. Он опускает глаза и отступает вправо от моего кресла.
— Татума, — произносит он безэмоциональным голосом.
Я снова обращаюсь к Королю.
— Они сделают всё, чтобы ваша численность стала бесполезной. Все их силы будут сосредоточены в одном районе, в той зоне, которую они сочтут самой слабой. Они будут стремиться уничтожить ваш боевой дух и уничтожить тебя, как главу армии.
Сомневаюсь, что что-то из сказанного мной удивило Джована. Это была обычная военная тактика. Скорее всего, он представляет, как будет противостоять этому, окружив армию матери, чтобы отрезать им путь к отступлению. От одной мысли об этой бойне мне становится не по себе. Я сжимаю свои дрожащие руки в напряженные кулаки.
— Спасибо, — мягко говорит Джован.
Он запоздало понял, о чём попросил меня.
Я поднимаю руку, прерывая его на середине предложения.
— Я помогу тебе, Король Джован, но я попрошу у тебя кое-что взамен.
Он не говорит. В этот момент мы не друзья. Мы правители по разные стороны войны.
— Я знаю, что будут жертвы, но, когда у твоих солдат есть возможность взять заложников, а не убивать, я прошу тебя проявить милосердие. Алчность моей матери заставила этих женщин и мужчин прийти к вашему порогу. Они лишь выполняют приказы, — я слышу, как несколько советников бормочут своё несогласие. — Я также прошу, чтобы с захваченными заложниками не обращались жестоко.
Я не знаю, что происходит во время допроса, но могу предположить.
— Согласен, — говорит Джован.
Я делаю глубокий вдох и закрываю своё сердце от разочарования брата.
— Тогда ты должен узнать больше.
ГЛАВА 18
Я шествую в первых рядах процессии вместе с делегатами, ступая по неглубокому снегу. Мои шаги подстёгивают воспоминания о том единстве, которое я видела в замке, когда Джован выступал перед ассамблеей. Люди в том зале вчера готовы были умереть за своего Короля — и с радостью. Мысль о том, что Брумам придётся сделать это, вызывает у меня смутную тошноту. "Мужчины", которым всего пятнадцать лет, идут с нами — тревожный факт. Никто из Брум не выглядел удивлённым тем, что дети идут в бой. Возможно, их реакция затерялась в часовом хаосе, который разразился после известия о том, что армия Татум находится на пороге их дома. Это было не единственное объявление, которое сделал Джован. Я не уверена, что говорить его людям об Ире на фоне хаоса, который он уже устроил, было разумно. Но полагаю, что если бы Ире появились во время битвы, то мгновенный хаос, который это вызвало у собравшихся в замке, перерос бы в нечто больше похожее на анархию.
Осколок, прибыв сегодня утром на встречу с Королем, шагает рядом со мной. Его встретил шум армии, пытающейся собраться. Джован уделил всего две минуты, рассказав бывшему члену казарм о его новой должности советника и главы моей личной стражи на время битвы. Лёд и Вьюга тут же вскочили на ноги, не дав Осколку высказаться по этому поводу. Они должны были держать его в повиновении. Остальная часть моей стражи состояла из Санджея, Ашона и Оландона. Я знаю, что Оландон в ярости от того, что его не назначили вместо Осколка. Сказать, что я недовольна тем, что у меня вообще есть стража, значит сильно преуменьшить. Это лишь одно из нескольких разногласий, возникших у меня с Королём Гласиума после отбытия. Я бросаю негодующий взгляд на спину Джована. То же острое чутьё, которое делает его смертоносным бойцом, позволяет уловить моё внимание. Он отворачивается от того места, где выслушивал отчёты Малира и Рона. Он не видит моего взгляда за вуалью, но я не отворачиваюсь, пока он не возвращается к своим людям.
— Думаю, удача, что тебе вообще разрешили выйти из замка, — тихо говорит Осколок.
Я мрачно смеюсь.
— Пусть только посмеет оставить меня позади, — говорю я.
Он поднимает руки.
— Не посмеет. Но было несколько минут, когда я думал, не запер ли он тебя в твоей комнате.
С моим другом по казарме всё было неловко с тех пор, как он сообщил, что я убийца его отца. А как иначе? Я даже не моргнула, прежде чем убила тех мужчин. Не было ни малейшего колебания, когда я вскрывала им глотки украденными кинжалами. Я не думала об их семьях.
— Осколок... я убила твоего отца, — начинаю я.
Как он мог ничего не сказать мне за всё это время? Он меня ненавидел?
Он ухмыляется мне.
— Было интересно, сколько времени пройдёт, прежде чем ты об этом заговоришь, — отвечает он.
Его дразнящий тон застаёт меня врасплох.
— Ты не... что ты имеешь в виду? — спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
— Ты сделала то, что я должен был сделать годы назад. Мой отец творил такие отвратительные вещи, что меня до сих пор тошнит, когда я об этом вспоминаю.
Мы замолкаем. Я понимаю, что остальные тоже слушают. Его отец был охотником за шлюхами. Я знаю, что при Осколке с женщинами плохо обращались, но кто знает, какие ужасные вещи были сделаны с моим другом?