Мы начинаем свой обратный путь в Первый Сектор вместе с Трюкачом и его группой. Мы проходим мимо многих путешественников, направляющихся обратно. Кажется, никого не волнует, что увидят Дозорные, когда веселье закончится. Я думаю, это может быть способом дать им понять, что ямы всё ещё работают, несмотря на их усилия по их закрытию. Тихий бунт.
Грех оправился от нашего боя и продолжает касаться множества синяков на своём лице, вздыхая. Он говорит всем, что влюбился. Наш поединок был обращён в его пользу. Мужчины считают, что он отлично справился с поцелуем в яме. Как будто это была его идея. Втайне я рада, что Грех подшучивал над всей этой ситуацией. Возможно, мы могли быть друзьями, раз он понял, что я не собираюсь делать с ним детей.
— Там упряжка. Смотрите! Она едет сюда! — кричит Лёд в начале нашей группы.
Я выглядываю из-за Лавины, мои глаза напряжены. Я обнаружила, что непрерывное ношение вуали на протяжении всей жизни повлияло на моё зрение. Другие, похоже, видят гораздо дальше. Однако я замечаю упряжку, которая меняет курс, направляясь в сторону нашей группы. Я прищуриваюсь и различаю в упряжке две фигуры. Моё сердце учащенно бьётся, когда я вижу их размеры. Знакомых таких больших людей у меня немного. Только трое. И один из них, Лавина, стоит прямо передо мной.
Этого не может быть. Насколько распространены собачьи упряжки?
Когда я вижу Рона, стоящего на задней части упряжки, из моего рта вырывается писк. Лавина поворачивается ко мне. Я качаю головой и оглядываюсь через плечо.
Мы находимся меж двух заснеженных подъёмов. Закругленный угол одного из них находится всего в нескольких метрах позади меня. Другой массивный, без единого укрытия на крутом склоне.
Я замедляюсь, пропуская мужчин, которые идут позади меня. Всё внимание приковано к приближающимся саням. Я обхожу насыпь с другой стороны и пробираюсь по снегу глубиной по колено, который не был утрамбован, как грязный снег на тропе. Ширина насыпи гораздо больше, чем я подумала вначале. Я продолжаю обходить насыпь по всей длине, дыхание сбивается, а ноги скользят.
Я замираю, когда до меня доносится голос Джована. Требовательность его тона незабываема. Вдалеке виднеются горы, но в пространстве между ними нет никакого другого укрытия. Я ничего не вижу. Если он появится здесь, я буду поймана.
— Ребёнок побежал по задней стороне холма. С чего это? — раздаётся командный тон Джован.
Я крадусь сбоку и высовываю голову. Я не могу их видеть.
— Он писает, мой Король, — слышу я, как лопочет Алзона. — Должна ли я позвать Бобби для вас? Из него получился бы отличный слуга. У него ещё пока осталось большинство зубов.
— Нет необходимости, — говорит Джован своим властным тоном. — Движемся дальше.
Рон выкрикивает команду:
— Пошли!
И собаки лают, двигаясь вперёд — к счастью, подальше от меня.
Я жду, пока упряжка не окажется по другую сторону от меня, прежде чем снова присоединяюсь к группе. В ушах стучит кровь. Я иду рядом с Осколком. Он не говорит ничего, но я вижу задумчивый блеск в его глазах.
— Почему ты сбежала, девчушка? — проговаривает Лёд.
Вьюга ударяет его по голове.
— Никаких вопросов, тупица, ты знаешь дурацкие правила Алзоны, — он бросает быстрый взгляд на Алзону.
Все смеются, но я чувствую на себе настороженные взгляды. Хотела бы я, чтобы группа Трюкача этого не видела, хотя они самые надежные из всех казарм, которые я встречала.
Я нахожусь в небольшом оцепенении после столь близкого провала.
Но почему я вообще считаю это провалом? Джован узнал бы меня и отвёз обратно в замок. Он бы не выдал меня. Его невозмутимость могла обмануть лучшего карточного игрока. Рон мог бы догадаться, но я сомневаюсь, что кто — то ещё догадался бы. Так почему же я убежала? Боялась ли я его гнева? Джован был бы в ярости, но мысль о его реакции не беспокоит меня так, как раньше. Мои воспоминания о нём кажутся почти разумными после того, как я столкнулась с Брумами во дворе шлюх. Мне требуется несколько секунд, чтобы найти причину. Но теперь я помню. Я не могу уйти, пока не узнаю больше о стрелах. Всё верно. Я знала, что этому есть объяснение.
Остальные пялятся. Я понимаю, что они ожидают ответ на недопустимый вопрос Льда.
— Я не люблю собак, — неубедительно говорю я.
Лавина фыркает и хлопает меня по спине, опрокидывая лицом в снег. Я сижу, отплёвываясь, снег залепляет мои волосы и ресницы. Именно тогда я узнаю, что такое настоящая снежная битва.
Шестнадцать бойцов из ямы используют сложные борцовские приёмы, чтобы набить снег в чужие брюки и рубашки. Они разбивают снежные шары ударами кулаков и ног. А пять человек удерживают Лавину, чтобы я могла затолкать снег ему в уши.