В каком-то смысле Джаред, муж Тамсин, хуже, чем она сама. Он поверхностный, самовлюбленный, и заботится только о том, чтобы заработать деньги и быть придурком.
— Джаред мой муж, Корин, так что конечно у него есть право голоса в моих делах! Не будь идиоткой! — прошипела она, и я сжала рукой телефон так сильно, что подумала, что сломаю его.
— Сейчас я не могу говорить об этом. Сейчас многое происходит...
— Это из-за твоего дурацкого здоровья?
Я не смогла сдержать слезы, и они медленно покатились по щекам. Терпеть не могу плакать, но, кажется, это инстинктивный ответ моего тела на разговоры с сестрой. Тамсин может быть отвратительной и жестокой. Очень редко у нее появляются проблески человека, который может быть добрым и любящим. Но, как правило, эти качества покрывает тень из-за ее раздражения на меня.
Большую часть своей жизни я надеясь, что однажды родители сядут и расскажут мне, что удочерили Тамсин.
— Прекрати, — хрипло прошептала я в трубку, зная, что еще секунда, и я сорвусь. И моя сестра последний человек, перед которым я хочу взорваться. Даже просто по телефону. Она всегда будет вызывать такую реакцию.
Тамсин вздохнула.
— Ладно, не хотела расстраивать тебя. Я, правда, думаю, что тебе следует перебороть нежелание продавать дом. Нам нет смысла нести за него финансовую нагрузку лишь потому, что он принадлежал маме и папе.
Я не могла снова оправдываться перед ней. В любом случае, это бесполезно. Лучшее, что я могу сделать, это закончить разговор.
— Поговорим об этом в другой раз. Мне надо идти. — Я не дала сестре шанса ответить и отключилась.
После того как завершила звонок, я простояла пару минут. Разговор с Тамсин был подобен прыжку перед приближающимся поездом. Его можно избежать, но он все равно разрушителен. Она как никто другой может сжать мое сердце и растоптать его.
Адам зашел в подсобку и взял с полки коробку, остановившись на мгновение, чтобы посмотреть, как я тупо смотрю в пространство.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
Я взяла свою сумку и повесила ее на плечо.
— Не совсем. Мне надо выбраться отсюда на пару минут. Можешь присмотреть за всем, пока я не вернусь?
— Конечно, — ответил он, посмотрев на меня непонятным взглядом, но верный себе не стал задавать никаких вопросов.
Я вытерла слезы с лица и поспешила к своей машине.
Я подумала, а не съездить ли к дому родителей. Я не была там с тех пор как съехала много лет назад. Этот дом ассоциировался с тяжелыми воспоминаниями. Присутствовали и хорошие, но плохие каждый раз превосходили их.
Но я отправилась в парк. Что странно, учитывая, что даже в детстве их не любила. Мне не нравились качели. Не нравились батуты. Что уж говорить о песочницах. От одной мысли о них меня пробирала дрожь.
Я припарковала машину и вышла. Прогулялась по хрустящей траве, и моя обувь промокла, после того как я наступила на кучу таявшего снега.
Так я, скорее всего, заработаю гипотермию. Нужно вернуться в машину, снять обувь и носки. Я почувствовала, как немеют пальцы, и начала испытывать явные признаки необоснованной истерики, подумав о возможности остаться в замерзающей, мокрой обуви. Ампутированные пальцы. Непоправимые нарушения нервных окончаний.
Я практически выдохлась, когда добралась до другой стороны парка, и тут заметила, что на спортивной площадке идет футбольная игра. Что за маньяки играют в такую погоду? К тому же, лишь в шортах и футболках? Они идиоты?
Эта игра не казалась организованной. Просто кучка парней пинает мяч и матерится друг на друга.
Я оглядела поле, не понимая, зачем вообще пришла сюда, обуреваемая желанием быть где-нибудь, лишь бы не магазине.
Неожиданно я заметила знакомое лицо и остановилась.
Бекетт Кингсли, мой нежеланный спаситель и член группы «Исцеленные сердца» сидел на скамейке, наклонившись вперед и поставив локти на колени. Он неподвижно наблюдал за футболистами, его каштановые волосы были взлохмачены.
Он не заметил меня, сосредоточив все свое внимание на игре.
Что-то в его лице заставило меня остановиться. Я спряталась за огромным дубом, выглядывая из-за него как какая-то чудачка. Бекетт не знал, что я наблюдаю, да я и не хотела этого. Это подняло бы неловкость между нами до мучительного уровня.
Но я ничего не могла с собой поделать.
Он казался грустным.
Нет.
Он выглядел убитым горем.
Бекетт был так не похож на человека, который пришел на встречу группы «Исцеленные сердца». Там он был бодрым и оптимистичным. Невероятно оптимистичным, учитывая все, что пережил. Тогда мне показалось это тревожным и раздражающим. Я не знала, как справиться с таким количеством позитива, учитывая, что из всех я была наименее счастливым человеком.
Но этот Бекетт был совсем другим. Потому что здесь, наблюдая за парнями, бегающими по импровизированному полю, он выглядел так, будто потерял все. Он выглядел человеком, носящим траур.
Я сглотнула большой ком в горле, ощущая прилив эмоций, которые оказались пугающими и незнакомыми. Я поняла, что чувствует Бекетт. Узнала взгляд на его лице, потому что очень часто видела его, когда смотрела в зеркало.
Это был взгляд мужчины, решившего, что его жизнь кончена.
Бекетт неподвижно сидел с невидимым грузом на плечах. А когда игра закончилась, несколько парней заметили его и подошли поговорить. Тогда я увидела улыбку. Услышала смех. И Бекетт снова стал мистером Позитивом.
Но на мгновение, когда он был таким уязвимым, я увидела нечто другое. То, что сделало его более настоящим.
И в его горе я увидела человека, которого хотела узнать.
Глава 4
Бекетт
— Бекетт! Как прошла на прошлой неделе твоя встреча с врачом? В прошлый раз я забыла об этом спросить! — спросила Кэндис, когда я во вторник приехал в Методистскую церковь на встречу группы поддержки «Исцеленные сердца». Каким-то странным образом, эта разношерстная компания случайных людей стала моей второй семьей. Друзьями, которые на самом деле понимали меня. Людьми, с которыми я хотел проводить время.
Перед тем как меня выписали, социальный работник в больнице дал мне список местных сообществ и групп поддержки. Я просмотрел их и выбрал самую первую. И когда пришел на первую встречу, отнёсся ко всему скептически.
Но по прошествии нескольких недель я стал ощущать себя комфортно в этой странной группе. Они не задавали отвратительные вопросы и не смотрели так, будто я нахожусь на смертном одре. Они не ждали, что я буду делиться своими чувствами или что буду пытаться понять, что делать, когда моя жизнь так сильно изменилась.
— Довольно хорошо, — я постучал по заживающему шраму, — все работает как часы. Так что один ноль в пользу старого сердца. — Я искренне улыбнулся.
Кэндис по-матерински похлопала меня по плечу.
— Отлично. Я не сомневалась, ты покажешь этому упрямому сердцу, кто тут босс.
Я подмигнул ей, и она рассмеялась низким хохотом, больше похожим на ослиный, чем на женский, и направилась к Клайву и Дженнифер, двум членам группы, которые только подошли.
Я налил себе чашку чая и сделал глоток, на мгновение закрыв глаза. Я скучал по кофе. Это еще одна вещь в моей жизни, от которой я отказался. Я ненавидел чай. Ненавидел его вкус. Ненавидел то, что он для меня символизировал. Но все равно пил его. Потому что так надо. Потому что теперь это была моя жизнь.
Нескончаемая уступка.
— Никогда в жизни не видела, чтобы кто-то выглядел таким несчастным, попивая чай.
Я открыл глаза и увидел Корин; пальцами она нервно постукивала по столешнице.
Я был рад ее видеть. После моего пугающего поведения по отношению к ней на прошлой неделе, я не был уверен, что она вернется. Но, спасибо Богу, в тот день, когда встретил здесь ее, я так удивился и испытал такое облегчение, что ничего не мог с собой поделать.