— Не смейся надо мной.
Я поднял руки в наигранной капитуляции.
— Я бы никогда не сделал подобного. Особенно теперь, когда ты знаешь о моем тайном отвращении к лазанье. Я бы не стал выводить из себя женщину, в руках которой такая власть.
Мы сидели близко друг к другу. Очень близко. Нас разделяли лишь пара миллиметров.
Я заметил на ее щеке ресничку, и, не подумав, потянулся, чтобы убрать ее. Провел кончиками пальцев по ее лицу, не в силах остановиться.
Дыхание Корин сбилось, и я почувствовал, как быстро забилось в груди мое сердце.
И все потому, что я прикасался к ее лицу.
— У тебя ресничка, — ответил я хриплым голосом и показал ей большой палец.
— Я должна загадать желание, да? — прошептала она.
Мы смотрели друг на друга, не отрываясь. И даже если бы захотели, вряд ли бы смогли отвести взгляд.
Она закрыла глаза, мягко подула на мой палец, и ресничка исчезла.
— Что ты загадала? — спросил я, мой голос ломался, как у парня в период полового созревания.
Я наклонился к ней чуть ближе. Не смог остановить себя. Корин пахла краской и чем-то фруктовым. Возможно, клубникой?
Черт. Я действительно сижу и нюхаю девушку, которая пахнет, как чертов букет цветов? Если бы у меня только была привычка нюхать цветы.
Корин распахнула глаза и нервно посмотрела на меня.
Спокойствие, Бек. Только спокойствие.
— Если расскажу, оно не сбудется, верно? — захихикала она, и опустила взгляд.
— Я никому не скажу, обещаю, — прошептал я тихо, с невинным видом глядя на нее.
Корин фыркнула, но не ответила. Что, наверное, к лучшему. Я уже повысил уровень ненужного дискомфорта до неимоверного уровня.
Почему рядом с этой девушкой я превращался в придурка?
А потом, чтобы все стало еще хуже, я положил руку на спинку ее стула, задев плечи Корин. Не мог остановить себя. Мне нужно было прикоснуться к ней. Это было импульсивное желание.
У меня вошло в привычку вторгаться в ее личное пространство. Но я успокаивал себя тем, что всегда был неженкой. Я вырос в семье, в которой часто обнимаются, поэтому показывать свою привязанность для меня не проблема.
Но это не объясняет, почему я старался как можно чаще незаметно дотрагиваться до Корин. Прикасаться к ее руке или тереться руками друг об друга.
Сквозь рубашку я ощущал жар тела, исходивший от нее, и чувствовал сладкий аромат клубничного шампуня. Видел краску, оставшуюся на ее футболке. Чувствовал, как она дышала, вдыхала и выдыхала, как с каждым движением ее грудь то поднималась, то опадала. Пальцами касался ее плеча, и мне дико хотелось ощутить под своей рукой ее обнаженную кожу.
И вдруг то, что началось как платоническая ласка, переросло в нечто иное. Я, правда, должен убрать свою руку. Все слишком далеко зашло.
Но неожиданно Корин наклонилась ко мне. Всего на миллиметр, не больше, но этого было достаточно, и я оставил свою руку на месте.
— Всем привет! — объявила Кэндис со своего места в центре группы.
Я убрал руку, будто ее ошпарили, а Корин с громким звуком отодвинула от меня свой стул. Краем глаза мы наблюдали друг за другом, и я практически сходил с ума от неловкости.
— Внимание. Пожалуйста, возьмите печенье с чаем и садитесь на свои места. Сегодня я должна начать наше собрание с печальных новостей.
Кэндис достала из кармана салфетку и протерла глаза. Она подождала еще пару минут, пока все рассядутся. В комнате воцарилось напряжение, которое мне совсем не нравилось.
— Как думаешь, что произошло? — прошептала Корин, выглядя относительно нормально после странного момента между нами.
Кэндис снова заговорила, и я не успел ответить.
— Недавно мне позвонили и сообщили, что сегодня в десять утра Джоффри скончался от сердечного приступа.
После этой новости в комнате воцарилась какофония шума.
Я пребывал в шоке, в голове крутились миллионы мыслей.
Я думал о своем недавнем головокружении и о том, что бы это могло означать. Что это за симптом.
И ощутил дрожь страха, которую попытался подавить.
Я вспомнил о Джоффри. О его дурацких часах с Микки Маусом и мятных конфетках, которые он пихал каждому, как крэк. И по мне сильно ударило осознание того, что он больше никогда не придет на собрание группы в своей клетчатой шапочке и не будет настаивать на том, чтобы я взял побольше конфет.
Корин вздохнула, и я посмотрел на нее. Она побледнела и застыла, сцепив руки на коленях.
Я хотел предложить ей свою поддержку, но тут снова заговорила Кэндис.
— Знаю, вы хотите все это осмыслить. Поэтому вместо нашего обычного собрания мы можем поговорить о Джоффри и о том, что произошло. Его жена будет готовиться к похоронам, и когда я узнаю больше, то поделюсь с вами этой информацией. Знаю, вы тоже хотите прийти, чтобы отдать ему дань уважения.
Казалось, все заговорили одновременно. Все испытывали одну и ту же смесь горя, шока и смирения. Знали, что, в конечно итоге, все мы уйдем так же.
Мертвыми и похороненными.
На всех обрушилось общее ощущение депрессии, и я пытался не поддаваться ей.
Жизнь, смерть и созерцание морали — те еще убийцы настроения.
Потому что правда заключается в том, что все мы — люди с больными сердцами — даже если и живем своими жизнями и пытаемся быть нормальными, наши судьбы все равно висят на наших шеях мертвым грузом.
Смерть есть и, возможно, она придет за одним из этих людей, сидящих в этой группе, на чьих лицах отчетливо читается шок и горе. Мы каждый божий день живем под тенью смерти.
Именно с ней я борюсь с того самого момента, как пережил сердечный приступ. Я закрываю на это глаза и стараюсь не зацикливаться. Мне отчаянно хочется жить.
Но потом получаешь удар по лицу, и тебе напоминают, что все это временно. Знаю, все мы понимаем, что однажды в наших глазах померкнет свет. Никто не властен над смертью. Но за такими как я она ходит по пятам. Я уже видел, каково это, быть по ту сторону. Видел белый свет. Темный туннель. И как бы ни хотелось это признавать, меня все это жутко пугало.
Я безумно боялся смерти.
Поэтому делал единственное, что было в моих силах.
Снова учился жить.
Корин снова тяжело вздохнула. Она дрожала и кусала нижнюю губу так, что в уголке ее рта появилась кровь.
— Корин. Ты в порядке? — прошептал я. Глупо такое спрашивать. Я и сам видел, что это не так. И был абсолютно уверен, что она близка к приступу паники.
— Корин? — Я снова повторил ее имя, пытаясь привлечь внимание.
— Давайте начнем с того, что каждый скажет первое, что приходит ему в голову. Давайте выскажемся о своих чувствах. Когда они накапливаются внутри, то наносят больше вреда, — мягко направила нас Кэндис, опускаясь на свой стул.
— Корин? — Я схватил ее за руку и слегка встряхнул.
Но Корин не смотрела на меня. Ее взгляд был направлен вперед. Дикий и немигающий. Я понятия не имел, где она, но уж точно не с нами.
— Дженнифер, давай начнем с тебя, — услышал я слова Кэндис, но мое внимание было приковано лишь к Корин.
— Корин! — произнес я громче, все еще сжимая ее руку своей.
Наконец, она взглянула на меня.
— Я не... — начала она, покачав головой.
— Не хочешь выйти и подышать свежим воздухом? — предложил я, пытаясь поймать ее взгляд.
Корин не ответила, и я сжал ладонями ее неподвижную руку. Она была холодная. Ледяная.
Черт.
Корин вырвала руку, и я попытался подавить боль, вызванную ее отказом. Но, черт побери, это было не так-то просто.
— Не могу поверить, что он мертв. Я разговаривала с ним вчера. Он позвонил, чтобы раскрыть рецепт морковного пирога его жены. Был в отличном настроении. Сказал, что в пятницу у него назначен прием у врача, и он уверен, что все будет хорошо. Они должны были поговорить о новом кардиостимуляторе.
Тамми плакала. Еще несколько членов группы рыдали довольно громко, усиливая тоскливый хор.
— Звучит ужасно, но боюсь, это случится и со мной. Боюсь, что буду играть с внучкой или смотреть фильм с женой и пуф. Конец. Я умру. Внезапно. Просто умру, — сказал Карл, сорокалетний водитель такси с ишемической болезнью сердца, и в группе послышался ропот согласия.