— Для меня ты первый во всем, что для меня важно, — мягко сказала она.
Я схватил ее за руку, притянул к себе, а затем потерся кончиком носа об ее нос и поцеловал губы. Щеки. Подбородок. Веки. Мне всегда было мало.
— А может, лучше поедем ко мне. Поужинаем с семьей в другой раз, — предложил я хриплым голосом и снова поцеловал ее. В этот раз настойчивее.
Корин улыбнулась и отстранилась, прижимая руку к моей груди. Как всегда над моим сердцем.
— Думаю, теперь уже поздно.
Она кивнула в сторону дома. Я заметил, как занавески в гостиной раздвинулись, и из-за них выглянула мама.
Я застонал.
— Напомни-ка мне, почему я ввязал нас в это?
Корин закатила глаза.
— Не начинай. Ты привез меня сюда. Так что пошли.
Я вышел из машины и поспешил к пассажирской двери, чтобы открыть дверь до того, как Корин успеет это сделать сама.
— Ты никогда не позволишь мне сделать это самостоятельно, не так ли? — спросила она, качая головой.
— Неа.
Она прижала ладонь к моей щеке и посмотрела на меня своими добрыми карими глазами.
— И что мне с тобой делать?
Я наклонился, чтобы снова поцеловать ее.
— Бек! Ты приехал! Заходите же внутрь, дождь начинается!
Я прижался своим лбом к ее и вздохнул.
— Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что эта идея была не такой уж и хорошей.
Корин ткнула меня в ребра, и я выпрямился и взял ее за руку. Мы направились к маме, которая стояла в открытых дверях.
Она наблюдала за нашим приближением, и я чувствовал, что с каждым шагом Корин все больше напрягается. И понимал почему. Мама улыбалась, но сдержанно. Она казалась неуверенной. Настороженной.
Она не купилась на эти новые отношения, которые шли по пятам старых, менее успешных. Мама у меня была защитницей. А после того, как я чуть не умер, это чувство усилилось. Сиерра так и не нашла с ней общий язык, и это создало клин в нашей семье.
Но Корин не была Сиеррой.
— Дыши, Кор, пока не упала в обморок, — прошептал я, пока мы поднимались по ступенькам.
— Заткнись, — ответила Корин сквозь сжатые зубы и растянула свои губы в подобии улыбки. Не той, которой она улыбалась мне, а той, что приберегала для неловких ситуаций.
— Привет, мам, — поздоровался я.
— Я уже подумала, что нам придется позвать подкрепление, чтобы вытащить вас из машины, — пошутила она, глядя на Корин, не на меня.
Я обнял маму, прежде чем развернуться к своей очень напряженной девушке.
— Мам, это Корин. Корин, это моя мама, Мэрил.
Корин протянула руку, и мама пожала ее. Обе женщины оценивали друг друга.
— Спасибо, что пригласили меня в свой дом, — сказала Корин, и ее улыбка превратилась в маниакальный оскал. Она протянула маме пирог, на покупке которого настояла по пути сюда.
— Мы рады тебе, Корин. Теперь заходите внутрь. Не будем обогревать еще и улицу.
Я обнял Корин за талию, и мы зашли в дом.
— Может, тебе приглушить свою улыбку? Она меня нервирует, — сказал я мягко.
— Может, мне следует начать цитировать Ганнибала Лектора. Могу я попросить у твоей мамы бутылку хорошего кьянти? — прошептала в ответ Корин, приподнимая бровь. (Примеч.: Отсылка к фильму «Молчание ягнят», где Ганнибал Лектор говорит следующую фразу: «Я съел его печень с гарниром из бобов и под хорошее кьянти!»).
Я усмехнулся, испытывая облегчение от того, что Корин еще не выбежала за дверь.
В гостиной ревел телевизор, и я понял, что папа расположился в своем кресле за просмотром футбола.
— Почему бы вам не пойти и не поздороваться с отцом. Зои где-то здесь. Скорее всего, болтает по телефону. — Мама продолжила наблюдать за мной и Корин, пытаясь понять наши отношения.
Я прижал Корин поближе к себе, но она отстранилась.
Перед тем как мы покинули мою квартиру, она меня предупредила:
— Умерь свое публичное проявление чувств перед родителями.
— Обещаю, что не засуну свой язык в твое горло, пока не уйдем. Пойдет? — спросил я ее. Сразу перед тем, как сделал это.
— Хотите чего-нибудь выпить? — спросила мама.
— Стакан воды. Корин? — Я слегка сжал ее талию, и она подпрыгнула.
— Да, стакан воды был бы очень кстати, — ответила она, глядя на меня.
— Два стакана воды уже в пути, — сказала мама, посылая мне взглядом молчаливое сообщение, которое я не смог разгадать.
— Я в состоянии ответить. Успокойся, Бек, — шикнула Корин, взглядом метая в меня кинжалы.
Может, из-за этого ужина я нервничал сильнее, чем Корин.
— Пошли, познакомимся с папой. Обычно у него припасено пару шуток. — Я потянул Корин за собой, но она на минуту замешкалась.
— Бек, я знаю, что обязательно скажу что-то глупое, и они возненавидят меня. Тебе будет стыдно. Я все испорчу. Не позволяй мне упоминать о том, как мой кот вылизывает свои шары или как я напрягаю мышцы в своем паху. Обещай мне! — Она сжала мою руку и драматично широко распахнула глаза.
Я развернул Корин так, чтобы она смотрела мне в глаза, обхватил лицо ладонями, заглянул в обеспокоенные карие глаза и нежно поцеловал. Не торопясь.
— Обещаю, я стукну тебя, если упомянешь пушистые шары или мышцы паха. Расслабься. Ты не сделаешь ничего, что все испортит. Они тебя полюбят. Обещаю. Тебе нужно лишь сделать глубокий вдох, побороть волнение и раскрыть перед ними женщину, которую вижу я.
Корин кивнула.
— И не позволяй мне рассказать твоей маме, как сильно мне нравится, когда ты сжимаешь мою грудь. Это, определенно, будет не к месту.
Я застонал и снова поцеловал ее, в этот раз глубже.
— Пожалуйста, можем мы не говорить в доме моих родителей о том, как мне нравится сжимать твою грудь? От этого мне становится немного... неудобно, если понимаешь, о чем я.
Мы оба опустили взгляд на мой пах.
— О. Ладно, — улыбнулась Корин.
Я повел ее в гостиную. Папа пил холодный чай и смотрел футбол на всю громкость. Я подозревал, что у него начались проблемы со слухом, но сам он в этом никогда не признается.
По телевизору как раз произошел тачдаун, отчего мой отец заорал и вскинул в воздух кулак.
Мы с Корин обменялись взглядами, и я взял пульт от телевизора и сделал звук тише.
— Эй, не трогай пульт, — предупредил он.
— Ну, мы бы хотели, чтобы наши барабанные перепонки оставались здоровыми, пап.
Папа рыкнул, но встал и крепко обнял меня. Ему были чужды абсурдные мужские стереотипы, когда нужно просто пожимать руки и не проявлять никакой физической привязанности. У нас в семье всегда было много объятий. Даже перед друзьями, которые подвозили меня из школы после соревнований. Пока я рос, обнимашки были источником моего постоянного унижения.
— Папа, это Корин. — Я взглянул на Корин и заметил на ее лице печальную задумчивую улыбку. — Корин, это мой отец. Стэнли Кингсли.
Корин протянула руку, как проделала это с мамой, но отец не принял ее. Кажется, мне стоило ее предупредить об этом.
— Не жди от меня рукопожатия. Мы за объятия, — и папа заключил мою девушку в медвежьи объятия, чуть не придушив ее.
Корин похлопала его по спине, выглядя при этом слегка болезненно, но не отстранилась.
Из-за его плеча я заметил, как она распахнула глаза, и мне пришлось прикрыть рот, чтобы не рассмеяться.
— В последнее время Бек постоянно говорит о тебе. Приятно, наконец, познакомиться.
Общительная натура моего отца не оставляла места для дискомфорта, и Корин мгновенно расслабилась.
— Присаживайся. — Папа указал на диван, и я сел, притянув Корин к себе.
Папа вернулся на свое место.
— Бек говорит, у тебя собственная гончарная мастерская в городе. Должен признаться, это довольно впечатляюще для такой молодой девушки, как ты. Тебе же не больше двадцати трех – двадцати четырех.
— Вообще-то, мне двадцать пять. Я открыла «Раззл Даззл» когда мне исполнилось девятнадцать. Мой друг Адам помогает мне в управлении, так что я не единственная владелица.
Отец кивнул.
— Мне нравится слышать о местном бизнесе. Думаю, важно поддерживать наш собственный.