Но я, наконец, сломался и рассказал маме о том, как все на самом деле плохо. Все это гноилось внутри меня. Мама удивила, что совсем не осудила меня.
— Даже не знаю, мам, — растерянно сказал я.
— Все будет так, как и должно быть. За все годы замужества с твоим отцом, я поняла главное: пальцы на ногах поджимаются не только от поцелуев и страсти.
Я поежился. Последнее, о чем я хотел слушать, так это о поджимающих пальцы поцелуях моих родителей. Но когда мама начинала озвучивать какую-то философскую мысль, ее невозможно остановить.
— Впереди тяжелые времена. Будут моменты, когда ты спросишь себя, действительно ли такой человек стоит того. Но могу заверить тебя: каждый раз, когда я задавала себе этот вопрос о твоем отце, то отвечала «да» без единого сомнения. Потому что всем своим существом понимала, что он единственный мужчина, с которым я могу провести свою жизнь. Если ты заглянешь к себе в душу и сможешь сказать то же самое о Сиерре, тогда сможешь пройти через трудности. Обещаю. — Договорив, мама налила мне стакан холодного чая и ушла проверить мясо в духовке.
По мнению мамы, в этом мире нет ничего, что не сможет исправить хорошее тушеное мясо. Интересно, смогут ли ее розовые очки уместиться на моей большой голове?
Потому что когда я спросил себя, стоит ли Сиерра всех проблем, почувствовал лишь разочарование и злость из-за ее эгоистичности. Может, мне стоит подождать, пока я остыну и перестану раздражаться по поводу и без, и лишь после этого задать себе такие важные вопросы. Или сейчас самое время спросить себя об этом?
Может, я несправедлив к Сиерре. Она тоже через многое прошла, верно? Нелегко видеть своего парня лежащим в больничной палате и не знать, выживет ли он. А я был вспыльчив. И большую часть своего дерьмового настроения вымещал на ней.
Но несколько недель после, слова мамы продолжали отдаваться эхом в моих ушах.
Стоит ли Сиерра этого?
Я не был уверен.
— Все показатели в норме. Можешь надеть рубашку, — через несколько минут сказала доктор Каллахан, и я отбросил в сторону свои слишком глубокие мысли.
— Так все в порядке? — спросил я, застегивая рубашку.
Доктор Каллахан кивнула, глядя на экран своего компьютера.
— Твои показатели именно такие, какими и должны быть. Как ты себя чувствуешь? Испытываешь какой-нибудь дискомфорт? Головокружение? Слабость? Тошноту? — спросила она, перечисляя симптомы, словно делая заказ в фаст-фуде.
Хотите этот чизбургер? Картошку фри? Луковые колечки? Сырные палочки?
— Неа. Чувствую себя отлично. А когда я смогу вернуться хоть к какой-нибудь физической активности? — нерешительно спросил я.
У каждого есть слабости. У некоторых это наркотики. У других выпивка.
У меня спорт.
В средней школе я был нападающим в школьной футбольной команде. Я побывал во всех штатах с командой по бегу. В колледже занимался джиу-джитсу и горными лыжами, а когда начал работать, обнаружил сумасшедшую любовь к бегу на пять километров.
А если чувствовал себя предельно бешенным, то занимался дельтапланеризмом.
Мои друзья, Аарон и Брайан, с которыми я познакомился на первом курсе в колледже, любили издеваться надо мной из-за моих шорт для бега и мускулистых икроножных мышц.
Доктор Каллахан сняла очки и сложила руки на коленях.
— Знаю, ты всегда был активным, Бекетт, но часть твоего стиля жизни изменилась, и ты должен значительно снизить физические нагрузки. Ты спортсмен, но больше не можешь заниматься тем, чем раньше. Это невозможно.
Я был подавлен. Я уже знал, что последует дальше, но слышать это отстойно.
— Так что, больше никаких забегов на пять километров или игр в футбол в парке? — спросил я с вялой улыбкой на лице.
Жесткое выражение лица доктора Каллахан смягчилось, и она покачала головой.
— Извини, Бекетт. В конце концов, ты сможешь возобновить определенный уровень физической активности, так как это важно для твоего здоровья, но ты до сих пор восстанавливаешься. — Она снова посмотрела на экран своего компьютера. — Я хочу снова увидеть тебя через восемь недель, чтобы проверить ИКД. На этой встрече мы назначим рентген и стрессовый тест. Если до этих пор ты не будешь торопиться, будешь много отдыхать и следовать своей диете, тогда мы обсудим уровни твоей активности. Хорошо?
Я вздохнул, стараясь не чувствовать себя побежденным.
«Ты жив! Вот что важно!», — повторял я себе снова и снова.
Я нацепил улыбку на лицо и притворился, что мне не надоело чувствовать себя больным и усталым.
— Ладно, — согласился я, спрыгивая со стола.
— Предупреждаю, если ты почувствуешь боль или постоянное головокружение и тошноту, ты должен незамедлительно позвонить в центр протезирования имплантов. Если ИКД активируется, ты узнаешь об этом, и важно, чтобы мы были предупреждены. Нам нужно будет протестировать ритмы твоего сердца, чтобы увидеть, появились ли проблемы, которые необходимо исправить, — проинформировала меня доктор Каллахан.
Головокружение? Неа. Тошнота? Неа. Боль в груди? Неа.
— Непременно, — ответил я ей, выходя за дверь, которую она придерживала.
— Увидимся через восемь недель, Бекетт, — произнесла доктор Каллахан, наконец, улыбнувшись. Я улыбнулся в ответ, выпрямляясь настолько, насколько это возможно.
Я жив, черт побери! Потому что еще не готов умирать! У меня куча дел и мест, которые я хочу увидеть!
Мое самовнушение сработало, и я почувствовал себя лучше, направляясь к машине.
Глава 2
Корин
— Все пройдет отлично! Это именно то, что тебе нужно, — бормотала я себе под нос.
Эти ободряющие слова стали чем-то таким же обыденным, как и все остальное в моей жизни.
Я наблюдала, как люди заходят в церковь, а сама продолжала стоять на улице, глубоко засунув руки в карманы куртки и разговаривая сама с собой, словно шизофреник.
— Улыбнись, Корин. — Я улыбнулась сама себе, излучая доброжелательность и симпатию.
Я предпочитала ждать, пока все окажутся внутри, и уже только потом заходила. Первая встреча группы всегда для меня была трудной. Я чувствовала себя незваной гостьей. Самозванкой. Будто не должна быть здесь, словно у меня нет места в их мире. Мне требовалось некоторое время, чтобы почувствовать себя комфортно. Принятой.
Но сейчас я подожду подходящего момента, чтобы уменьшить вероятность пустых разговоров перед началом встречи. Так я могу проскользнуть внутрь и, ни с кем не общаясь, сесть на место.
— Ты пришла на встречу группы «Излеченные сердца»?
Я не слышала, как подошел человек, потому что была слишком занята, разговаривая сама с собой и мысленно здороваясь со всеми.
У мужчины глубокий голос. Успокаивающий. Словно идеально сладкий мед.
И знакомый.
Я узнала этот голос.
Из всех забегаловок, из всех городов, во всем мире... (Примеч.: …она выбрала мою — крылатая фраза из кинофильма «Касабланка»).
— Эм... — Я затихла, замерев на месте, держа руки в карманах и с низко натянутой на глаза шерстяной шапочкой.
— Пошли, я провожу тебя внутрь, — подбадривающе предложил мужчина, положив руку мне на предплечье. Я почувствовала давление даже под слоями одежды. Огонь на коже.
— Ты в порядке?
Влажные ладони, прерывистое дыхание. Милые мягкие слова, предназначенные, чтобы успокоить меня.
— Нет. Мне нужна минутка, — огрызнулась я грубо.
Я ничего не могла с собой поделать, потому что узнала этот очаровательный низкий голос, наполненный искренним сочувствием и беспокойством.
Голос, который я никогда не забуду.
Мое лицо, скорее всего, и так порозовело на холодном воздухе, а от стыда щеки окрасились в красный.
Мужчина убрал руку и шагнул назад. Я, наконец, решилась взглянуть на него, чтобы, в конце концов, увидеть его лицо.