Я взял фотографию и протянул ей.
— Тогда она должна быть у тебя.
— Я не могу ее взять, Бек. Она твоя.
— И я могу сделать еще одну. Если она так тебе нравится, я бы хотел, чтобы ты взяла ее.
Корин прижала фотографию к себе.
— Спасибо. Это много для меня значит.
Она снова бросила взгляд на фотографии.
— Почему ты не рассказала мне про визит к врачу? Насчет сердца? — спросил я.
— Что ты почувствовал во время сердечного приступа? — спросила она, не отвечая мне.
Я нахмурился.
— Не понимаю, как это связано с...
Корин посмотрела на меня, и я удивился, увидев в ее глазах слезы. Они свисали на кончиках ресниц, но не текли. Корин редко плакала. Я знал, ей не хотелось показывать свои слезы. Никогда.
— Можешь рассказать мне? Пожалуйста, — попросила она.
Я понял, это было важно для нее. Просто не знал почему. Я взял ее за руку и потянул к дивану. Мы сели рядом друг с другом, но не соприкасаясь. Мне хотелось обнять Корин, и держа в своих объятиях узнать, почему она плачет. Мне были ненавистны эти слезы и боль, которая их вызвала.
— Как-то утром я вышел на пробежку. Я бежал без особых усилий, не ощущая никакой нагрузки. Просто делал то, что и каждый день. — Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул. — Я бежал вдоль реки, слушал музыку, ни о чем не думал, когда ощутил резкую боль с правой стороны. Сначала пытался ее игнорировать, подумал, просто судорога.
Я помнил тот день. Помнил, как пытался игнорировать сигналы, которые посылало мне мое тело. Игнорировал их все, пока не стало слишком поздно.
— А потом ощутил давление в груди, будто там засел гигантский камень. — Я потер центр груди. — Я прекратил бежать и наклонился, пытаясь отдышаться.
Я провел рукой по волосам, сильно ненавидя эти воспоминания.
— Я не мог дышать, а давление было слишком сильным. Мне стало плохо, будто подступала тошнота. А затем я упал.
Корин напряженно смотрела, выбивая этим меня из колеи.
— Мне сказали, что мое сердце остановилось почти на две минуты. Если бы не женщины, выгуливающие в это время собак, меня бы сейчас здесь не было.
— Ты умер, — прошептала Корин.
Я кивнул.
— Умер.
— Ты боялся?
— Умирать? — спросил я, и она кивнула.
— Нет, не боялся.
И это была правда. Мне не было страшно умирать. Мне было страшно не жить.
Корин отвернулась, и волосы упали ей на плечо. Мне захотелось прикоснуться к ним. Прикоснуться к ней.
— Почему ты спрашиваешь меня об этом?
— Потому что я боюсь умереть.
— Но с тобой все в порядке, Корин. Ты говорила, что врач не нашел никаких проблем с твоим сердцем...
— Если дело не в сердце, значит, проблема в чем-то другом. Я знаю.
Я не понимал, о чем говорит Корин. Откуда она может знать, что с ней что-то не так, если врач заверил, что она здорова?
— Не думаю, что понимаю, о чем ты говоришь. С тобой что-то еще происходит? Ты больна?
— Когда мне было четырнадцать, маме поставили диагноз — меланома. (Примеч.: Меланома — злокачественная опухоль, развивающаяся из пигментообразующих клеток). Она умерла через год.
Корин заплакала, и я понял, что больше не могу оставаться в стороне. Я притянул ее к себе, прижимая к груди, и зарылся носом в волосы, вдыхая аромат, который принадлежал лишь Корин.
— Я не знал. Мне так жаль, Корин. — Я не мог даже представить ту боль, через которую она прошла.
— А через год у отца диагностировали болезнь Ходжкина. (Примеч.: Болезнь Ходжкина — злокачественное заболевание лимфоидной ткани, характерным признаком которого является наличие гигантских клеток Рид). Он умер не сразу. Долгое время боролся. Мне исполнилось восемнадцать, когда он умер. Последний год я заботилась о нем, и, когда это произошло, не знала, что мне с собой делать. Я запуталась.
Боже, она потеряла обоих родителей за такой короткий период. Как она это пережила?
— Моей сестры, Тамсин, никогда не было рядом. Она училась в колледже, пока я наблюдала за тем, как родители умирают один за другим.
Ее голос звучал монотонно, будто она отключила эмоции. Или запечатала их глубоко-глубоко. Я не хотел этого. Мне хотелось, чтобы она знала: со мной можно дать волю чувствам.
— Корин, черт. Это ужасно. — Эти слова не отражали те чувства, что я испытывал.
— После этого я знала, что закончу так же, как и они. Умру слишком рано. Знала, что меня унесет какая-нибудь болезнь. Знала, что у меня осталось мало времени. Поэтому просто ждала этого момента. Не пошла в колледж. У меня никогда не было серьезных отношений. Конечно, у меня есть гончарная мастерская, которая добавляет в мою жизнь частичку радости, но это все.
Должно быть, Корин так одинока. Я ощутил злость от того, что она лишила себя всего, спряталась. От людей. От отношений. От мира.
— Но ты не больна?
Я все еще был в замешательстве. Больна Корин или нет?
— Ты можешь умереть в любую минуту, Бекетт. Твое сердце может просто не выдержать. И все. Мне не хотелось строить с тобой отношения, потому что я больше не смогу смотреть, как тот, кто мне дорог, умирает. Потому что сама не хочу оставить кого-то, как родители оставили меня.
Мама была права. У Корин имелся багаж. Огромный багаж.
— Но ты не умрешь, Корин, — заявил я, чувствуя, будто упускаю нечто существенное. Нечто важное.
— Конечно, умру, Бек. Я ощущаю это в своих костях. Знаю, это неминуемо.
— Черт, Кор, все когда-нибудь умрут. Но это не значит, что ты должна расхаживать и ждать, когда это произойдет. — Я начал раздражаться из-за ее пессимизма.
Корин говорила, что здорова, что в порядке. Но убедила себя в том, что больна. Она вбила себе в голову, что умирает, и никакие слова, которые мог бы сказать я или врач, этого не изменят.
— Я видела, как умирает отец. Ты хоть понимаешь, каково это? — закричала Корин, наконец, посмотрев на меня.
— Нет! — вскрикнул я в ответ. — Нет, не понимаю. Не могу представить, как ужасно это было для тебя!
Корин зарыдала, слезы полились ручьем. Они быстро капали, покрывая ее кожу горем, которое она впитывала в себя слишком долго.
— Ты умираешь, Бекетт. Твое сердце продолжает биться лишь благодаря чертовой машине в груди! — истерично выпалила она.
Я схватил ее руку и прижал к своей груди. Прямо к тому месту, где билось сердце.
— Ты чувствуешь, Корин? — спросил я. Она попыталась отвернуться, но я взял ее за подбородок и заставил посмотреть мне в глаза. — Чувствуешь? Равномерное биение? Оно не остановится. Я не позволю.
Корин закатила свои красные опухшие глаза.
— Ты не можешь его контролировать, Бек. Разве не понял? Ничего из того, что ты сделаешь, не изменит того, что может произойти.
Я прижал ее ладонь к своей груди.
— Вслушайся в свои слова. Может. Возможно. Может быть. Не обязательно, что это точно произойдет.
— Ты чертовски оптимистичен. Это раздражает, — пробормотала она, вытирая слезы.
— А ты неврастеничка с кучей проблем.
Глаза Корин загорелись. Мне было радостно это видеть, я скучал по этому огню.
— Ну, расскажи мне, что ты чувствуешь на самом деле, — саркастично заметила она.
Я усадил ее к себе на колени, обнял за талию и провел носом по ее ключице, целуя нежную кожу. Мне нравилось чувствовать ее своими губами.
Любить ее.
— Хорошо, расскажу. Я люблю тебя, Корин Томпсон.
Корин перестала дышать. Застыла. Стала такой неподвижной.
Эти слова просто сорвались с моих губ. Я не собирался произносить их вслух, но правду не скроешь.
Я любил ее. Больше, чем можно любить другого человека. Она заставляла меня смеяться. Из-за нее мне хотелось кричать.
Корин делала меня таким невероятно счастливым. И в то же время чертовски грустным. Она была причиной, по которой мне хотелось жить полной жизнью. Того же я хотел и для нее.
Я поцеловал ее в шею.
— Не думаю, что с тобой что-то не так, — пробормотал я у ее кожи, и Корин сразу же напряглась.