— Ты им тоже нравишься, — слабо парирует он.
Я поднимаю брови. Даже с крупной натяжкой это правдой не назовёшь.
— Осолис непрочен.
— Это неправда, брат. Трехстороннее мирное соглашение было подписано, и оно крепкое. Планы по возрождению мира прошли без сучка и задоринки. Ещё никогда наш мир не был таким стабильным и безопасным.
Лицо Оландона становится красным.
— И всё благодаря тебе! Народ не хочет меня. Они хотят своего спасителя. Они хотят личность, которая избавила их от зла и голода.
— И ты пытаешься сказать, что не имеешь к этому никакого отношения? — возражаю я. — Ты был со мной бок о бок во всём этом, помогал тем, кто нуждался в этом, странствовал через Оскалу ради моего спасения и едва не умер. Ты бросился на стену, чтобы гарантировать, что войска матери не заполучат таран, что могло бы обеспечить нам гибель, — продолжаю я, не предоставляя ему возможности вмешаться. — Ты преодолел свои предрассудки. Ты всегда был на моей стороне и ставил Осолис превыше всего, нежели я когда-либо буду ставить. Ты — Солати, а я никогда ей не буду.
По его щекам бегут слёзы.
— Ландон, — мой голос ломается. — Весь последний год я наблюдала, как мой брат перерастает из мальчика в мужчину. Я видела, как тебя начали волновать те, кто находился вне твоего круга. Я видела, как ты стал личностью, которой, по моему убеждению, ты всегда должен был стать. Аквин тоже видел это.
Я подхожу ближе и обнимаю его. Он уже выше меня ростом, но он с радостью принимает моё объятие.
— Я достигла того, чего хотела достичь. Я принесла моему народу мир.
— Этого недостаточно, — печально говорит он.
Я качаю головой и отступаю, вытирая своё лицо.
— Мне здесь не место. Придворные чувствуют это, они всегда это понимали. Со временем и деревенские жители ощутят это. И тогда факт, что я наполовину Брума, станет значимым. Я знаю, как трудно нашему народу принять все перемены, о которых я их попросила, не говоря уже о том, чтобы принять то, кем я являюсь.
Он видит знаки. Он хранит молчание, не в силах возразить.
— Мне здесь не место, — говорю я. — Я заслуживаю найти и свой мир тоже. Мою собственную свободу.
Новая волна слёз стекает по его лицу.
— И Гласиум — твоя свобода?
Я снова качаю головой, смотря в окно с улыбкой. Джован уехал утром, страстно горя желанием осуществить какие-то приготовления к моему прибытию.
— Нет, брат. Не Гласиум.
* * *
Двумя неделями позже я пристегиваю Флаер. Ушло слишком много времени, чтобы передать бразды правления Осолисом Оландону. Полагаю, он специально затягивал процесс.
— Ты уверена, что не хочешь взять с собой Греха, — спрашивает Оландон.
Я фыркаю.
— Да. Думаю, Греху надо утрясти тут пару дел. Удачи тебе с этим.
— Спасибо.
Я широко улыбаюсь ему.
— Чаве, — подзываю я.
Чаве встаёт передо мной, и я пристегиваю его к своему животу. Он был снят с полётов на своём Флаере после того, как украл еду из кухни, и устроил её хранилище на крыше дворца.
Оберон хихикает из своего Флаера. Близнецы побудут со мной в Гласиуме. Они больше не доверяют Осолису без моего присутствия в нём.
— Передай мои почтения Адоксу, — резко говорит Оландон.
У меня сердце кровью обливается от необходимости оставить брата, потому что мне было бы ненавистно остаться в этом мире. Я постоянно напоминаю себе, что он совсем другой и мечтает совсем о другом, нежели я. Я вижу, как он смеется с придворными, принимает участие в их играх и шутит с солдатами.
Это его мир. Под его руководством Осолис будет процветать.
— Передам, — отвечаю я, целуя его в щёку.
— Фу! — кричит Очаве, зажатый между нами.
Оландон не отпускает меня. Взгляд его печальных карих глаз поднимается к моим голубым глазам.
— Обещай, что будешь навещать.
— Часто, брат. Я вам ещё с тётей Джайн надоем.
— Этому никогда не бывать, — неистово отвечает он.
Жду не дождусь, когда докажу ему его неправоту. Бросив последний взгляд на дворец, возвышающийся позади меня, я перемещаюсь к краю проёма.
— Оберон, готов?
— Да, — сетует он.
Я улыбаюсь и смещаюсь, чтобы прыгнуть с третьего этажа дворца.
Оландон громко кашляет.
Я разворачиваюсь к нему и замечаю у него покрасневшие кончики ушей.
— Как думаешь, не могла бы ты… хм, передать кое-кому от меня привет, — интересуется он.
Я наклоняю голову и Оландон, подавшись ближе, шепчет имя мне на ухо.
Я ухмыляюсь ему, как только он отступает. Его лицо красное как свёкла.