Проходит некоторое время, прежде чем кто-то из нас начинает двигаться. Я совершенно измотана. Джован поднимает голову и смотрит на меня с почти застенчивой улыбкой. Я не могу удержаться, и ответная улыбка расползается по моему лицу. Он поднимает руку снизу и откидывает прядь волос с моей влажной кожи.
— Я люблю тебя, Лина.
Я провожу по его челюсти и целую уголок его рта.
— А я тебя.
Трудно сказать, сколько времени проходит, пока мы находимся в своём собственном маленьком пузыре.
Наконец, мы поднимаемся на ноги и быстро одеваемся, возвращаясь к своим обязанностям.
Пока мы пробираемся к входу в чудесную пещеру, его предыдущий вопрос нависает надо мной. Если в ближайшие месяцы всё пойдёт по плану, кто знает, что с нами случится. Вот почему я не могу говорить о том, что будет дальше между нами: я не хочу, чтобы он дал мне надежду на то, чего не произойдёт. Но и не хочу, чтобы он разбил мне сердце.
Меня настегает мысль.
— Другие два раза.
Он останавливается и бросает на меня озадаченный взгляд.
— Другие два раза, когда ты видел меня голой. Когда это было?
Его лицо пересекает ухмылка, и он берёт меня за руку.
— Помнишь тот наш спор о Блейне? Как я ушёл из бань, а ты осталась?
Я вздыхаю.
— Ты вернулся и подсматривал?
— Я не шпионил за тобой... вначале. Я хотел убедиться, что ты благополучно вернулась в замок.
— Я не верю тебе!
Я ударяю его по плечу.
Он пожимает плечами.
— Со мной что-то не так. Тебе придётся показать, в чём моя ошибка.
Когда он хватает меня за попу, я издаю писк.
— А шестой раз?
Джован бросает на меня надменный взгляд.
— Прямо сейчас.
Его слова заставляют меня замереть на месте.
— Ты...
Он поднимает бровь.
— Ты зачёл шестой раз ещё до того, как увидел меня голой?
Джован наклоняется и тянет зубами мою нижнюю губу. Я издаю стон, и он отступает.
— Я ошибся?
Я возмущенно фыркаю.
— Ты придаёшь новый смысл слову "самоуверенность".
Он толкает меня вперёд, удерживая мои бёдра.
— Ты воспользовалась мной, — рассуждает он. — Кажется справедливым, что я воспользуюсь тобой в ответ.
Мы ныряем в пещеру, и я иду в её дальний конец к тому месту, где мой рюкзак лежит рядом с рюкзаком Джована. Я рада, что не взяла его вчера с собой. Не хотелось бы потерять стрелу Кедрика и мои мечи. Поразмыслив, я засовываю стрелу в сапог. Она не лежала там уже несколько месяцев. Если убийца из Ире, оперение мне понадобится как доказательство. Нельзя её потерять.
Несколько смешков привлекает моё внимание, и я осматриваю пещеру.
Ашон говорит низким голосом с Оландоном, у которого пунцовое лицо.
— Да, но это другое. Мой брат переспал с твоей сестрой. Я горжусь своим братом, в то время как ты, должно быть, чувствуешь себя в каком-то смысле почти оскорблённым. Твоя сестра, Ландон. Занимается сексом.
Оландон отпихивает Ашона в сторону и проталкивается мимо меня, не встречаясь со мной взглядом.
Ашон подходит ближе, наблюдая за моим братом.
— Просто информация, Татума.
— Какая же? — с опаской спрашиваю я.
Он окидывает жестом окружающее пространство.
— В пещерах есть эхо.
Моё лицо пылает. Я не успеваю придумать ответ, как Ашон, усмехаясь, уходит.
ГЛАВА 11
Я наслаждаюсь теплом, вдыхая горячий воздух, в то время как мы приближаемся к Осолису. Изменился ли Осолис? Будет ли земля по-прежнему твёрдой, а трава — такой же соломенно-жёлтой?
В ночь перед нашим прибытием я металась и ворочалась рядом с Джованом, пока он не прижал меня к себе рукой и ногой. Разведчики Ире сообщили нам, что Татум ещё не добралась до Первой Ротации. Должно быть, её сдерживает присутствие лучников Гласиума. Как бы то ни было, для нас это огромное преимущество. Такая ситуация даёт время собрать наши силы у её границ. Мы третья группа из пятидесяти человек, пробившаяся через дымовой барьер. Ире должны были переправить в три раза больше. К тому же, с учётом самих жителей Ире, у нас могло бы быть около тысячи солдат.
Как только свет проникает через вход в пещеру, я встаю и нежно целую Джована в ухо. Он почёсывает это место и засыпает. Я ухмыляюсь и набираю во флягу воды. Поднимаюсь по осыпающимся грубо вырезанным ступеням, пока не оказываюсь на вершине острова и сажусь лицом к Осолису.
Я разматываю руки и оцениваю процесс заживления. Некоторые мелкие раны покрылись мягкими рубцами, остальные всё ещё широко открыты. Я смачиваю тунику и пытаюсь очистить раны, а потом снова забинтовываю их и затягиваю зубами узел. Не могу сказать, что сейчас я бы с удовольствием взяла в руки меч, но в остальном я достаточно восстановилась, чтобы вступить в бой.
Глубоко вдыхая, я смотрю на Осолис, и в груди сжимается сердце. Близость моего мира наполняет меня нетерпением и беспокойством.
Сквозь дымовую завесу жду последних из людей, которых я люблю.
Оландон садится рядом и передаёт мою одежду. Я беру её дрожащими руками и смотрю на брата. Я действительно смотрю.
— Спасибо тебе, Ландон, — говорю я, — за то, что любишь меня настолько, что готов рискнуть жизнью. Спасибо, что хорошо относишься к Брумам. За всё.
Он наклоняет голову в знак признательности, но я успеваю заметить блеск в его глазах, прежде чем он отворачивается к Осолису.
— Как думаешь, чем это обернётся? — спрашивает он.
— Понятия не имею, — мой голос пуст.
Он шепчет:
— Ты была рождена для этого, Лина. Никогда не сомневайся в этом. Это твоя судьба. Ты будешь величайшей Татум из когда-либо живущих.
При напоминании о том, что будет дальше, мой желудок подпрыгивает.
* * *
Пока я переодеваюсь в мантии, Джован загораживает меня от посторонних глаз. Шелковистый чёрный материал скользит по моей фигуре и кажется совершенно чужим по сравнению с мехами и кожей, которые я только что сняла. Коричневые и серые мантии были обычной одеждой в Осолисе, но в последнюю ночь в Осолисе на мне были чёрные мантии. Я осторожно трогаю пальцами рукава. На мне была эта мантия, когда умер Кедрик.
Не снимая ботинки, я проверяю на месте ли стрела Кедрика. Моих сандалий уже давно нет, их порезал на куски Санджей. Я на автомате поднимаю руки, чтобы заплести волосы в косу, как и прежде, но останавливаюсь. Я не хочу быть такой, какой была раньше.
Я заплетаю верхнюю половину волос в кольцо вокруг головы, а остальную часть оставляю распущенными. Когда я поворачиваюсь, Джован смотрит на меня с отсутствующим выражением лица. Он одет только в лёгкие штаны, не подбитые мехом, как его обычная одежда, и на нём нет рубашки.
Может ли другая одежда вызывать неловкость? Я ёрзаю.
— Это... странно.
Он делает шаг вперед, поднимает мой подбородок вверх и крепко целует меня.
— Нет, — говорит он. — Это не так. Но мне больше нравится, когда я вижу тебя обнажённой.
Я фыркаю и отталкиваю его с дороги.
Когда мы огибаем несколько последних островов Оскалы, под нами находится Осолис, я смотрю, как вокруг моих ног вьются мантии. Я не единственная. Мужчины, с которыми я смеялась и шутила, смотрят на меня отстранённо, не зная, как разговаривать со мной в роли Татумы. Оландон одет в свои зелёные одежды, наименее потрёпанные из тех, что он протащил через Оскалу во время своего путешествия. Яркие цвета более характерны для вычурного двора моей матери. Впрочем, в детстве у моего брата не было нужды сливаться с толпой.