Я моргаю. Я на это не намекала.
— Ну, в меня стреляли. Вот почему я упала. Если это был не Хейс, то кто?
Это, кажется, на мгновение прерывает преследующий Короля гнев. Его взгляд обращается к поляне, голубые глаза пронзают каждую тень каждого дерева.
Он берёт меня за локоть, его голос тих:
— Пойдём. Обсудим это в лагере.
Что происходит в голове у Джована? Я поворачиваю голову, чтобы осмотреться. Но это трудно сделать, так как меня вытесняют с поляны.
— Перестань. Я могу идти сама.
Я выдёргиваю руку из его хватки.
Он оглядывается на меня.
— Ты когда-нибудь останавливаешься, чтобы подумать, прежде чем подвергнуть себя опасности?
Он делает глубокий вдох, ненадолго закрывает глаза и топает прочь.
Пока мы трусцой возвращаемся в лагерь, мы молчим.
Он сердится — и это вполне нормально для него. Но этот гнев кажется чрезмерным.
Я бросаю на него взгляд. Завтра мы идём в бой; может быть, это его взволновало? Я представляю, как он прокручивает в голове список людей, которых он может завтра потерять.
Я понимаю, что меня не было рядом с ним. Поглощённая своими проблемами, я не задумывалась о том, что этот мужчина несёт на своих плечах судьбы сотен людей. Я останавливаю его, когда лагерь уже виден. Сначала Джован сопротивляется, но я крепко беру его за руку и тяну.
В конце концов, он позволяет мне победить. Если бы я была более слабой женщиной, это могло бы меня обеспокоить.
— Джован, мне жаль.
Он приподнимает бровь.
— Это новый способ умаслить меня?
Я не улыбаюсь.
— Ты испытываешь такое же давление, как и я. Мне жаль, что меня не было рядом с тобой.
— О чём ты спрашиваешь? — грубо говорит он.
Хмурю брови, думая об этом.
— Я спрашиваю, в порядке ли ты.
Он отворачивается, потирая щетину.
— Убийца моего брата сидит живым в одной из моих палаток. Если я завтра сделаю неправильный выбор, могут погибнуть более тринадцати сотен человек. Даже больше, если считать Ире. Несомненно, Солати — более умелые стратеги, чем мы. Мы на их территории, — он тяжело опускается на дерево. — Гласиум никогда не выигрывал битвы в Осолисе.
— До этого момента, — говорю я.
Он смотрит вверх, на его лице написано отчаяние.
— В принятии этих решений тебе помогает лучшая команда. Твои люди доверяют тебе. Я доверяю тебе. И не потому, что ты тот, кто есть. Каждый человек, стоящий перед тобой в лагере, доверяет тебе, потому что ты это заслужил. Потому что ты сильный, умный и справедливый. Они уважают тебя и сражаются за тебя. Завтра ты будешь делать то, что получается у тебя лучше всего, и даже больше, потому что ты такой, какой есть. И это всё, что тебе подвластно. Выбор, который ты делаешь.
— А что, если я сделаю неверный выбор?
Я протягиваю руку вниз и пытаюсь подтянуть его к себе. Он усаживает меня к себе на колени.
— Этого не произойдёт, — решаю я, пожевав губу. — Но я буду рядом, чтобы помочь тебе. А ты, на всякий случай, будешь рядом, чтобы помочь мне.
Его глаза смягчаются.
Я убираю его светло-каштановые волосы с лица.
— К тому же, ты можешь стать первым Брумой, победившим в Осолисе.
Его глаза блестят.
— Так просто?
— А почему бы и нет, — обыденным тоном говорю я.
Я сохраняю строгое выражение лица, пока он не улыбнётся. Я ударяю его, вставая.
— Пойдём, Король. Ты должен вернуться и заняться своими королевскими делами.
Он ненадолго откидывает голову назад.
— До того, как ты это сказала, у тебя так хорошо получалось.
Я хихикаю, направляя его за собой.
— И... спасибо. Мне это было нужно.
— А мне было нужно, чтобы ты перестал на меня злиться.
Я убегаю, смеясь, зная, что мне не удастся надолго вырваться из лап Джована.
ГЛАВА 29
Смех длится недолго.
Уже к вечеру я задаюсь вопросом, звучал ли он вообще.
Представители Осолиса, Гласиума и Ире до самого вечера обсуждают отсутствие во дворце армии Осолиса и последующее покушение на мою жизнь. Интуиция подсказывает мне, что это должен быть кто-то другой из Ире. Уверена, что не все согласны с тем, что я делаю. Это может быть друг Хейса, может быть кто-то, кто ненавидит, что я раскрыла Ире и втянула их в эту заварушку.
Я обхожу этот вопрос стороной, видя, что Адокс чувствует себя неловко. Я не хочу, чтобы Ире показалось, что мы их выделяем.
Не стоит и говорить, что мы ни до чего не договорились. Около полуночи, выныривая из палатки, я замечаю старшего лекаря — не помню, как его зовут, — склонившегося в сторону.
Когда я догадываюсь, что он пришёл сообщить мне о смерти Аквина, меня охватывает ужас. Медленными шагами я приближаюсь к нему. Он нервно шаркает, явно боясь сообщить плохую новость.
— Выкладывай, — мой тон непреднамеренно резок.
Глаза лекаря расширяются.
— Эм... ну... я...
— Он мёртв, не так ли?
Даже я слышу печаль в своём голосе. Я должна была поговорить с ним, когда у меня была возможность.
— Нет. Нет! — лекарь бросается меня успокаивать.
Я с облегчением вздыхаю.
— Так вот, Аквин хотел, чтобы я передал вам сообщение. Но я не уверен, что оно означает, вряд ли большую часть времени он мыслит ясно.
Я закрываю глаза. Солис упаси меня от бессвязной болтовни.
— Сообщение?
Что может сказать Аквин? Лучше бы это было не извинение, иначе я могу накричать на него.
— Аквин сказал передать тебе "они позади тебя".
Видимо, кровь отхлынула от моего лица, потому что лекарь делает шаг назад. Я хватаю его за руку.
— Было ли что-то ещё? Он сказал что-то ещё?
Он вздрагивает от того, как крепко я сжимаю его пальцы.
— Это всё, клянусь!
Наш диалог привлекает внимание. Из палатки к нам направляется Джован, привлечённый напряжением в моём голосе. Я поворачиваюсь к лекарю.
— Отведи нас к нему.
Король идёт рядом со мной быстрым шагом. Я бегу трусцой, чтобы не отстать от этих двух мужчин.
Джован знает, что лучше не задавать вопросов. Как и знает, что мало что может вызвать во мне такую реакцию. Я благодарна за то понимание, которое мы обрели за многие месяцы совместных тягот, поскольку сейчас я не в состоянии говорить. Если Аквин говорит то, о чём я думаю, то к утру мы все можем быть мертвы.
Это пересиливает тошноту, которую я испытываю при виде Аквина. А может быть, это оправдание, которое мне нужно, чтобы дать ему своё прощение.
Я не готова к тому, что вижу. Аквин лежит, его голова слегка подпёрта пучком сухих листьев. Но это не Аквин, а человек вдвое меньше того, которого я видела всего несколько дней назад. Как он так быстро стал настолько худым? Цвет его лица поблёк. При слабом освещении оно кажется жутко белым, и он абсолютно неподвижен. Я могла бы предположить, что он уже мёртв. Аквин умирает. Мне не нужно видеть его рану, чтобы понять, что он исчезает из этого мира.
Но я так зла! Или, может быть, я просто думаю, что должна быть злой. Нелепо ли держать в себе ненависть, когда до нашего примирения остались считанные мгновения?
Я подбегаю к Аквину. Его кожа холодная. Хрупкая копия моего тренера вздрагивает от моего прикосновения и приоткрывает глаза.