Я отклоняюсь назад и оскаливаюсь
— Потому что ты издевался над моими мальчиками.
Я развернулась и зашагала к двери, выкрикивая:
— Берон и Чаве передают привет, дядя, — я оглядываюсь на брата. — Протяни это как можно дольше. А потом брось его в пламя Четвёртой Ротации вместе с Аванной.
ГЛАВА 34
Я стою перед тысячами людей и смотрю вдаль, туда, где за ними течёт река.
Последние несколько дней были хаотичными. Я едва понимала что-либо. И вот всё же я стою здесь и собираюсь попрощаться с теми, кого мы потеряли.
Армии Солати, высланной за пределы замковых стен, было отправлено сообщение. Остатки материнских войск сдались их новой Татум.
И теперь я Татум Олина.
Мать и дядя были брошены в огонь Четвёртой Ротации без какой-либо церемонии. Оландон решил интерпретировать мой приказ по-своему, и бросил дядю в огонь, когда тот всё ещё был очень даже живой, хотя и мечтал умереть задолго до этого часа.
— Сегодня, — произношу я громко, — мы стоим плечом к плечу с людьми, которых нам говорили ненавидеть. Нас учили ненавидеть их те, кто ценил жадность и ненависть больше жизней своих собственных людей, — я поворачиваюсь и склоняю голову в адрес Адокса, который сидит справа от меня. — Вы также стоите рядом с людьми, о которых ранее не знали. Это раса людей, которых вынудили покинуть наши миры не из-за того, кем они были, а из-за того, что они собой олицетворяли. Но мы ошиблись!
Я вскидываю руки, и мои чёрные мантии соскальзывают вниз по рукам.
— Они олицетворяют силу! Мы — сильнее вместе. Сегодняшний день знаменует начало для всех трёх народов.
Я улыбаюсь. Джован и Адокс встают по обе стороны от меня.
— Больше никаких воин! — кричу я. — Мир был завоёван с трудом, стоя нам множества жизней. И мы будем уважать пролитую кровь и жертву тех, кто умер ради достижения этого, скрепляя этот мир. Это наше будущее. Три расы, сплочённые вместе.
Я беру Джована и Адокса за руки и крепко сжимаю их. Грудь переполняет эмоциями, пока я смотрю на наших людей. Три расы смотрят друг на друга. Некоторые улыбаются, некоторые испытывают неуверенность, некоторые насторожены. Но самое главное то, что все они смотрят на окружающих их людей как на людей. И это больше, чем я когда-либо надеялась.
Джован и Адокс возвращаются на свои места.
Я поднимаю руку, требуя тишины.
— Я бы хотела уделить это время чествованию Принца Кедрика. Его идеалы мира осмеивались Аванной. И всё же посмотрите, что мы имеем на сегодня.
Я окидываю взглядом толпу. Большинство людей безрадостны. Несколько придворных вопиюще выказывают своё отвращение.
— Я восславляю Кедрика за его поступки в тот день. Он навсегда будет в моём сердце и мыслях, как мужчина, который зажёг искру мира. Мы будем помнить его.
В горле встаёт ком от мысли, что я должна дальше сделать. Несколько минут я борюсь с этим. Я прекрасно понимаю, что придворные осуждают меня.
— Мы также будем помнить погибших: Брум, Ире и Солати. Всем тем, кто незнаком с Осолисом, у нас есть обычай почитать наших солдат в определённой манере. Король Джован и Адокс из Ире согласились отправить своих павших воинов в такой же путь. Пожалуйста, следуйте за нашей процессией.
Я делаю прерывистый вдох и ступаю с подиума. Джован следует за мной. Адокс, не без помощи, садится на дромеду и равняется со мной.
Оландон и Ашон идут позади нас, а за ними следуют люди в нисходящем звании. Многотысячная толпа идёт к реке, по которой проходят плоты, перевозящие наших близких.
Тело Малира лежит на первом плоту. Сотни других плотов следуют за ним, но он впереди. Он всегда держал ключевую позицию в наших сердцах, и в сердцах армии, которой он командовал. Восемь сотен из них остались живы.
Выжившие стоят в тишине на берегу озера Авени, наблюдая, как мой брат выпускает первую зажженную стрелу.
Когда вспыхивает плот с телом Малира, с моих губ срывается стон.
Он был мужчиной, который внушал уважение. И я поверить не могла, что он никогда больше с нами не заговорит. Или увидит свою Садру.
Я беззастенчиво рыдаю в плечо Джована и оплакиваю потерю дорого друга, который такой живой в моих воспоминаниях, он не может быть мёртв.
* * *
Мне осталось ещё кое-что сделать. Я должна была сделать это ещё неделю назад.
Я стаю у двери в комнату Аквина.
После битвы его поместили в более комфортабельные покои. Я могла навестить его до этого дня. Но я не была готова. Простить его оказалось сложной задачей. И это произошло, когда я увидела его в бреду в лагере перед началом битвы.
Но попрощаться со своим отцом... Потребовалось время на осознание, что я никогда не смогу подготовиться к этому.
Он немощен, за исключением эпизодических стонов от боли, бормотании от галлюцинаций. Всё тот же лекарь сидит в углу. Он встаёт, когда я подхожу к постели.
— Оставьте нас.
Он кланяется.
— Да, Татум Олина, — лекарь приостанавливается у двери. — Ему недолго осталось.
Я резко киваю, не в силах заговорить. Дверь тихонько закрывается, и я подхожу к стороне кровати, на которой лежит мой тренер. Он умирает. Мне уже говорили об этом, но я наконец-то позволяю себе поверить в это. Рыдание сотрясает моё тело безжалостными порывами.
Машинально я тянусь к своему отцу, хватаю его холодную и хрупкую руку.
— Аквин, пожалуйста, не покидай меня.
Он вздрагивает, и его лоб испещряет глубокая хмурость. Я кладу голову на кровать рядом с его рукой.
И я рассказываю ему всё, что он хочет от меня услышать. Причину, по которой он до сих пор не умер.
— Я прощаю тебя, отец.
Я закрываю глаза, всё ещё цепляясь за его руку, и падаю на колени рядом с кроватью. И я говорю. Я рассказываю ему всё, что могу вспомнить о нём: о первом разе, когда он научил меня бить кулаком; о тайных улыбках, которыми он одаривал меня после того, как прогонял Оландона; когда я с радостью царапала колени во время тренировок, потому что после этого он беспокоился обо мне, а я делала вид, что мне было всё равно.
— Я люблю тебя, — говорю я ему. — Неважно, что ты сделал. Я знаю, что всё это было ради меня.
Он был самым неизменным, самым непоколебимым присутствием в моей жизни. Я должна ему за это, невзирая на совершённые им ошибки. Я — та, кто я есть, только потому, что его это заботило.
Даже когда не осталось слёз, я медлю, обманывая себя верой, что подёргивание его пальцев означает его скорое пробуждение.
* * *
— Лина, — над моей головой раздаётся шепот.
Мои глаза не хотят открываться; они опухли. Морщась, я потираю шею. Где я?
— Лина, — снова раздаётся голос. И рука сжимает моё плечо. — Он ушёл.
Я поднимаю голову. И как только я это делаю, рука соскальзывает с моей макушки на кровать, рядом с которой я уснула. Аквин положил руку на мою макушку.
Мой тренер выглядит более умиротворённо в смерти, чем я когда-либо его видела. И до меня доходит, что его жизнь была отнюдь не простой. Но теперь он будет со своими любимыми. Как и Малир. Со Шквалом и Кедриком. Все люди, которых мы потеряли, будут заботиться друг о друге.