И я задаюсь вопросом, когда мы перестали разговаривать или, вне зависимости от этого, на каком-то этапе мы поняли, что разговоры не изменят нашего будущего.
* * *
На следующее утро, ещё до завтрака, он покинул дворец.
В чём смысл этого, если я могу пережить отсутствие чего-либо, только не Джована? Я никогда не заслуживала его, и он осознал это. Слишком поздно. Ночью я засыпаю в слезах, а в течение дня сдерживаю их.
— Поверить не могу, ты наблюдаешь за этим, — шепчет Оландон мне на ухо.
Мы сидим на возвышенной платформе, выходящей на задний двор, где в настоящее время разыгрывается миллионная сцена трагической пьесы. Я сама в это поверить не могу.
— Сатум Джерин посоветовал нам продолжить как можно более привычный образ жизни.
Он смеётся исподтишка, а я игнорирую его, смотря на дурацких придворных.
Я вздыхаю с облегчением, как только объявляется антракт. Но шум вскоре прерывается негромким говором.
На короткий миг я чрезвычайно благодарна за небольшое волнение. А потом вижу источник этого. Огеорг, жирный Сатум по Ресурсам — мой самый нелюбимый Сатум — поднимается к сцене. Я фиксирую взгляд на толстом Сатуме. Дефицит продовольствие в Осолисе, похоже, нисколечко не повлиял на него. А если точнее, он неплохо нажился на голоде моего народа.
— Вам есть что сказать, Огеорг, — призываю я.
— Да, Татум Олина. Я хочу обратить ваше внимание на узника, которого морят голодом в темнице.
Хейс всё ещё находился там. На какое-то время я оставила его там гнить. Я не разрываю зрительный контакт с Огеоргом.
— Я нахожу довольно интересным, что вы вообще бывали в темнице, Огеорг.
Мужчина бросает взгляд на придворную аудиторию. Я ждала этого момента.
— Ландон, проследи с кем он поддерживает связь.
— Просто проходил мимо, — ухмыляется Сатум.
Это лучшее, что у него есть? Хейс, голодающий в темнице?
Я улыбаюсь Огеоргу, медленно спускаясь по изогнутым ступенькам, ведущим из королевской ложи. Моя синяя мантия, выбранная Грехом — который потребовал, чтобы я сдержала своё обещание и сделала его своим камердинером — развевается передо мной.
— Какое упущение с моей стороны, — говорю я, когда приближаюсь к Огеоргу. — И как мило с вашей стороны указать на это.
— Я не поэтому пришёл, Татум Олина. Я не могу молчать. Узник рассказал мне, что вы убили Аквина. Я уверен, что это не может быть правдой, — он самодовольно улыбается.
Я вижу триумф в глазах Огеорга и понимаю в чём состоит его истинный план. Он выклянчил историю о смерти Аквина прямо с губ Хейса. Полная ложь, хотя Сатум принял её за правду.
— Вы, конечно же, не убивали всеми любимого в Осолисе Аквина.
Огеорг правдоподобно инсценирует потрясение. Среди придворных раздаются ахи и звуки возмущения — без сомнений, со стороны его приверженцев.
Я нахожу это очень скучным.
— Брат, — выкрикиваю я. — Я забыла, не напомнишь, кто вонзил нож в спину Аквина, — прошу я.
— Узник из темницы, — отвечает он. — Мужчина, которого ты моришь голодом.
Я пристально смотрю на Огеорга с кроткой улыбкой.
— Ах, да. Теперь вспомнила. Стража!
Два солдата спешат ко мне. Огеорг напрягается.
— Пожалуйста, приведите узника Хейса ко мне, — говорю я.
Я напеваю себе под нос, медленно меря шагами сцену в ожидании. Придворные хранят молчание. Надеюсь, Оландон очень внимательно следит за всеми. Было бы здорово заполучить всех заговорщиков за раз.
Два стражника вновь появляются, таща обмякшего Хейса между собой. Убийца Кендрика начинает сопротивляться, как только видит меня, и стражники с силой ставят его на колени.
Убийца Кедрика. Сын Аквина. Мужчина, которого подвел собственный отец, как и меня. И все же я выбрала сторону добра, а Хейс — нет. Я долго размышляла, что с ним делать. Должна ли я организовать ему публичную казнь и использовать это для укрепления своей власти? Должна ли я передать его Королю Джовану и позволить ему бросить мужчину в Купол? Но когда я поместила Хейса в темницу, Джован дал ясно понять, что его не волнует участь сына Аквина. Важно только одно — убийца должен умереть.
Проблема в том, что я слишком сильно уважаю память Аквина, чтобы мучить его сына.
Немыслимо быстрым движением я обнажаю два коротких клинка, пристегнутых к моим бёдрам и перерезаю ему горло. Мои клинки очень острые.
Смерть убийцы поможет мне отметить будущих убийц.
Глаза Хейса навсегда застывают в шоке. Его голова соскользнула с тела. Бесстрастно, я толкаю тело на землю. Убийца Кедрика мёртв. Убийца Аквина мёртв. Мужчина, сломленный своим отцом, мёртв. Все до одного умерли и исчезли.
Я хватаю мантию в охапку и вытираю клинки, пристально смотря на Сатума Огеорга, который изо всех сил старается не блевануть. Двор Солати всегда представлял собой жульничество и неочевидную истину.
С этого момента уже нет.
— Сатум Огеорг, вы попытались использовать этого человека, чтобы скомпрометировать меня, — начала я.
Моя реплика вызывает больше ахов у аудитории, чем заявление о смерти Аквина.
— И вы показали мне то, что я должна была увидеть.
Я протягиваю руку и хватаю его за запястье. Рывком, я снимаю браслет из дерева Каур, который указывает на его чин.
Я всматриваюсь в его глаза-бусинки.
— Вы больше не носите титул Сатум Ресурсов. Вы больше не занимаете дом Сатума. Вы можете сохранить свои пожитки, но не более того. Как вы выживете в этом мире полностью теперь зависит от вас.
— Вы предлагаете мне жить как деревенщина, — в замешательстве спрашивает он.
Я пристёгиваю клинки.
— Пока деревенские жители голодали, что делали вы?
Он хмурится от моего вопроса.
Я поворачиваюсь к придворным, всё ещё не теряя из вида бывшего Сатума.
— Отвечать не надо. Последние несколько недель я оценивала королевские бухгалтерские книги.
Огеорг бледнеет, его взгляд мечется к кому-то из аудитории.
Мои губы подёргивает добрая улыбка.
— Расплата за кражу у короны — казнь, — тихо говорю я. — Интересно, вы предпочитаете этот вариант.
Огеорг падает на колени.
— Нет, Татум. Я приму бедность.
Он пожалеет о своём выборе, как только деревенские жители заполучат его.
— Конечно, примите. Таков мой указ. Убирайтесь отсюда. Ваше возвращение под страхом смертной казни.
Огеорг, пошатываясь, встаёт на ноги. Я киваю подбородком Риану, главе Элиты, который стоит неподалеку, по одну сторону сцены.
— Риан, пожалуйста, сопроводи Огеорга к ближайшей деревне. Ему не позволено брать с собой ничего, что ему не принадлежит.
Риан низко кланяется, его глаза сияют обещанием.
— Принято, Татум Олина.
Я наблюдаю, как они уходят, а потом поворачиваюсь к брату.
— Татума Оландон, ваши выводы.
Оландон встаёт.
— Да, Татум.
Он указывает на десятерых придворных, сидящих в двух рядах, ближайших к сцене. Именно там сидят придворные наивысшего статуса и богатства.