Звонок мобильного телефона вызвал щекотку и разбудил.
-Да папа...- Устало сказала я потирая лоб, наверное, надеясь на то что нащупаю пряди волос.
-Алло, доченька? Ты где? - Спросил обеспокоенно тихий голос по ту сторону телефонной трубки.
Было ли у вас такое, что после ссоры, когда ваши нервы на приделе, и вы изо всех сил пытаетесь держать эмоции в узде и не расплакаться, унимая дрожь души и тела, и твой обидчик произносит фразу:
- «Ну ты чего? Да не плачь!»
И вы срываетесь заливаясь крокодильими слезами, задыхаясь и страстно ненавидя собственную слабость. Искренне не понимая, почему эта фраза вновь открыла уже кровоточащую рану.
-Была на море. - Искренне ответила я. – Было не с кем поговорить.
-Ты ж чего это, с морем разговаривала? –Отцовским голосом, хохотнув спросил он.
У отца всегда был спокойный голос, который даже воды не замутит. Такой умиротворенный, но в то же время он умел обращаться со своим голосом, искристо меняя интонацию, но не повышая громкости.
-Да! А что? Мама снова меня игнорирует. –Рядом с папой я всегда становилась сильнее, потому что он не хотел выглядеть мощным, он знал, что мне это необходимо.
Папа тяжело вздохнул.
-Летушко, ну ты же знаешь...там работа...- «Летушко» было моим прозвищем который придумал папа от имени «Виолетта» Забавно, да?
-Да конечно, пап. Детишки...а я так...пффф! –Отмахнувшись фыркнула я, шустро глянув в окно влажными от слез глазами.
-Смешная шутка! Чего это ты решила к морю наведаться? - Спросил папа.
-Да так, -просто ответила я. –решила найти собеседника.
-Достойный, да? - Гордо, словно гордясь за сына спросил он.
-Очень. –Улыбнулась я блеснув белыми зубами, увидев их в маленьком зеркале водителя, который сосредоточенно вел машину.
-Ох Летушко, одинокая моя гавань. Давай так сделаем, я отпрошусь с этой чертовой работы, и мы сходим поесть мороженого. Хорошо? – Бесхлопотным голосом спросил папа.
-Совсем как в детстве! –Ахнула я.
-Совсем как в детстве. - Эхом повторил папа. –Жду тебя дома. Чай с молоком тоже ждет, как говорит твоя бабушка.
-Я тоже его жду. - Смеясь ответила я.
Несправедливость.
Наверное, это самое странное чувство в мире спустя столько лет. Просыпаться и понимать, что ты не один дома. Он не пустует и лед образовавшиеся на сковородках начал таять и запах жаренного бекона наполнял не только кухню, но и доползал и до моей комнаты.
Быстро встав я надела тапки, почувствовав, как мягкий плюш пощекотал пятки и словно на крыльях добра полетела на запах.
В кухне мурлыча какую-то песню стоял папа, освещенный ярким солнцем, которое обычно бывает морозным днем и его огненно- рыжие волосы блестели в лучах. На сковородке бекон аппетитно шкварчал, будто ругаясь. И все было хорошо.
-Доброе утро папочка! – Налетая на него с объятьями кричала я, касаясь его мягких волос. В детстве я всегда удивлялась почему я не обжигаюсь касаясь волос папы, и страшно боялась обжечь свое лицо в волнах собственных. Пока не гладя их папа не внушил мне:
-Это тыковка. Рыжая вкусная тыковка. Это не огонь не бойся его.
-Как же хорошо, когда нет никаких переговоров! А только милая дочь дома! Я уверен, что именно так выглядит рай! –Смеясь протяжным, мягким смехом, обнимая меня говорил он. –ОЙ! ОЙ! ОЙ! БЕКОН! –Папа метнулся в сковороде и лихо красивыми кусочками сложил их на хлеб. -Вуаля, Летушко! Горе-повар!
Я хлопала в ладоши и во все глаза смотрела на папу. Его ясные салатового цвета глаза красиво пылали в рыжести волос.
-Куда поедем? Мороженое кушать? – Спросил он.
Я с набитым ртом довольно кивнула.
-Тогда побыстрее, это будет самый лучший день! –Сказал отец счастливо улыбнувшись зашторивая окно.
Так странно, что я решила сделать макияж. Будто мое лицо можно исправить. Хотелось бы мне накрасить ресницы если бы они у меня были...
Ярко накрашенные губы и румянец на бледной, болезненной коже, оттеняли...хотя, они ничего не оттеняли. Все было точно также.
* * * *
Машина, в которой ты ездишь часто, неважно, с отцом или матерью почти твой дом. Ведь там ты проводишь часть своей жизни. Такое умиротворение поразило меня словно я лежу в мягкой родной постели, а перед моими глазами проплывает небо цвета циана и дымчато-белый снег падает крупными хлопьями словно медицинская вата. Машина резко дергается, и я с силой ударяюсь об толстое стекло лбом и больше ничего не помню.