И все мы будто станем похожи.
Тугодумы.
-Ты такая красивая! –Мира помогала собрать Нив хвостик на голове легким дуновением. – Я знаю еще одну красивую девушку на этом острове. Но море мне запретило о ней говорить. – Шепотом вдруг заговорила девочка. –Она хочет уйти.
- Откуда уйти? –Спросила Нив. –Зачем?
- С острова. –Тихим, сдавленным шепотом продолжила она. Словно горло сдавили петлей.
Как же она умерла здесь? Как можно умереть в таком прекрасном месте?
-В каждом месте есть люди, которые недовольны жизнью и хотят уйти туда, откуда нельзя выйти. Какая разница между «нельзя выйти и нельзя выйти?» Просто ей хочется доказать себе, то что она все еще владеет своей жизнью и не сдалась. А ведь тут ты ей и владеешь! Все, что ты хочешь здесь явь! Но есть такие несносные девчонки которые слишком много о себе возомнили…- Устало голосом старого деда сказало море и будто потемнело от злости и ненависти. –Зачем уходить с острова?
-А если наша Нив переубедит их? –Спросила Мира у моря голосом наполненным детской наивностью.
-Огромное количество злых темных и мрачных людей? Боюсь ее доброты на всех не хватит!
-Хватит! –Одновременно закричали мы с Мирой. Если она бы была рядом, мы бы переглянулись обмениваясь лукавыми взглядами.
- Когда ты даришь всем свое добро без разбору, ты возможно осчастливливаешь этих людей, но ты не можешь это знать точно! Когда добро по ломтикам расходится по людям, ты теряешь частичку себя. Ровно так же, если твои друзья и ты будете откусывать от шоколадного батончика по кусочку. Он когда-нибудь закончится. Они будут сытыми, а ты пустым. Останется только цветная обертка которая не будет никому интересна без самого батончика. Тебе нельзя лишаться своего добра, Нив. – Театральным голосом женщины закончил море.
-Во мне много добра! И пофигизма тоже много! Ну дай мне посмотреть на этих ребят! – Умоляюще вскрикнула Нив.
-Пофигизма понадобится много. –Рассмеялся море. - Этим тугодумам будет сложно вразумить правду о острове. Они любят врать. Любят боль. Любят быть в центре грязного внимания. Не слушай этих людей. Стой на своем, я знаю, ты сильная. Они- слабые. Они уже ненавидят тебя.
Темнота и стыд.
Темно. Лишь только неяркий свет из зала освещает такую мрачную и будто неизведанную дорогу коридора. Большие часы с маятником притихли, тоже выжидая того, что будет происходить в комнате где потрескивая горит камин.
Всегда любила темноту. В ней будто можно было скрыться, она таила в себе то, что я не очень стремилась показывать. То есть саму себя. Другие боялись темноты, а меня она словно обволакивала закрывая своим мягким, почти пуховым, но таким жестким на вид вороньем пером. В ней было что-то дурманящее и в то же время родное. Меня радовала та мысль, что в темноте не будет видно то, что я не похожа на других.
Прислонившись лицом к закрытой двери ведущей в зал, я с замиранием сердца слушала папины тяжелые шаги и скрип деревянных половиц.
-Яна, ты ведешь себя негуманно по отношению к Виоле. –Папин голос и без того тихий, но обладающий какой-то внутренней силой глухо отражался от стен почти пустого зала и мельком вылетал в коридор становясь еще тише.
Можно было представить мою маму. Такую хрупкую, скромно расположившуюся на маленьком кресле с взглядом, уставленным в пол. Словно первоклассница она боялась бы смотреть такому строгому сейчас отцу в глаза. Волосы непонятного оттенка нелепо отдающие зеленцой от плохой краской она бы неловко накручивала на палец… но это было не так.
Готова поспорить, что мама вальяжно развалившись на диване, возможно полулежа прикрываясь книгой изредка делая вид что читает, совершенно пропускала мимо ушей слова папы. До нее они будто никогда не доходили. К этому тоже начинаешь привыкать.
- Чем ты опять не доволен, Леш? –Так устало и раздраженно кинула мама. Будто он всегда донимал ее подобными разговорами. Вообще то да. Донимал. Но мама отлично стирала информацию из своей головы.
-Да всем. –Так просто ответил папа. Наверное, разводя руки в сторону. –Такое чувство, что ты отлично убедила себя что у нас больше нет дочери. Ан нет, есть!